В этой заметке, как пишут иные в интернете, слишком много буков. Но наберитесь сил и дочитайте до конца, ибо открытие Новгородского кодекса кардинально меняет взгляд на то, что мы называем русской историей.

Вечером 13 июля 2000 года археологическая экспедиция Валентина Янина на ставшем уже знаменитым Троицком раскопе в Новгороде обнаружила предмет, который стоит рассматривать как принадлежащий времени в целом, в любом случае российскому времени. Мне сложно себе представить, чтобы что-то из существующего в этом мире было в большей степени про историю нашей страны.
Разумеется, предмет этот - книга.
***

До середины XX века было общеизвестно, что средневековая Русь, в отличие от средневековой и античной Европы, не использовала одного из самых обычных еще во времена Гомера предметов для письма - восковых табличек, или же цер. В 1928 году академик Карский предположил, что русские вообще не были знакомы с церами. Несмотря на то, что стилосы - заостренные палочки для письма - на археологических объектах находились неоднократно, их именовали или писалами (а что там по чему писало - неважно), или вообще считали необычной формы гвоздями. В 1951 году на другом раскопе в Новгороде, Неревском, проблема благополучно разрешилась: стилосами писали по бересте.

Само по себе использование бересты для письма в средневековой Руси было общеизвестно, еще Иосиф Волоцкий в XV веке сообщал, что в небогатой тогда обители св. Сергия Радонежского писали не на бумаге или пергамене, но на березовой бересте. Впрочем, предполагалось, что писали по ней чернилами (как это позже делали старообрядцы), мало того, в 1930 году под Саратовом было найдено доказательство - берестяная ордынская грамота XIV века, написанная как раз чернилами. Еще до войны в Новгороде экспедиции Артемия Арциховского неоднократно обнаруживали писала даже в слоях X века. Арциховский предполагал, что писали именно на бересте, и 26 июля 1951 года нашел то, что искал: берестяную грамоту, которую писали стилосом.

И стало сразу понятно, о чем спрашивал в «Кириковом вопрошании» живший в XII веке Кирик Новгородец епископа Нифонта - хорошо ли, что в Новгороде все грамоты выбрасывают и по святым буквам люди ходят. Кирик был монахом новгородского Антониева монастыря - по преданию, Антоний Римлянин в 1106 году стоял на скале посреди Рима и молился Богу, увлекся, скала поплыла по Тибру, доплыла до Волхова, там преподобный Антоний и основал монастырь. И Кирик, и Нифонт Антония знали лично. Сам же Кирик был одним из людей, способных изумить кого угодно. Например, он в ходе своих исследований по теории музыки интересовался тем, что сейчас именовали бы «квантом времени». Впрочем, у епископа в данном случае он спрашивал гораздо более прозаическую вещь, ее Арциховский понял спустя без малого тысячу лет. Письма, процарапанные на бересте, новгородцы по прочтении рвали и бросали под ноги, именно это Кирика и беспокоило: не грех ли ходить по буквам, которыми в том числе пишутся книги?

Нифонт в таких случаях предпочитал промолчать: а что ж делать. Ходят по буквам - так и пусть ходят. В общем, когда в 1957 году на Троицком раскопе обнаружили первую восковую табличку, она, собственно, никому уже была не важна. До 1994 года в раскопах Новгорода обнаружено 11 цер XI–XIV веков. По информативности они на порядок уступали тысяче известных берестяных грамот. На воске мало что сохранялось. На одной цере явное свидетельство обучению делопроизводству - надпись «…кланяю… язъ тиунъ…». На другой - три буквы и вырезанный алфавит по краю. В общем, читать почти нечего.

Двенадцатая цера (из трех пластин, одна из которой, средняя, была двусторонней,- в Риме такие именовали triplices) оказалась иной. Почти там же, где ее обнаружили, еще в начале сезона 2000 года нашли очередную грамоту - с почти детским изображением святой Варвары и с процарапанной датой - 6537 год от сотворения мира, или, по общераспространенной схеме датировки, 1029 год от Рождества Христова. Из расположения церы в слоях раскопа следовало, что она оказалась там на 30 лет старше этой грамоты, то есть она старше не только Кирика и Нифонта, но и Антония.

Церу открыли, как открывают книгу, - и выяснилось, что все еще значительнее. Воск довольно хорошо сохранился, и на нем был написан текст, который всякий грамотный человек в последнее тысячелетие узнал бы. Вот цитата из него в Синодальном переводе: «…Предваряли ночные стражи очи мои; я был взволнован и не мог говорить; размышлял о днях древних и годы вечные вспомнил и вник» - на цере были 75 и 76 псалмы и отрывок из псалма 67, который знают и неграмотные, начинается он словами «Да воскреснет Бог, да расточатся врази его». То есть в руках археологов Янина обнаружился кириллический текст, более или менее точно датированный границей X и XI веков.

Поясню, что это значит. Кириллические надписи с более или менее точной датировкой X века существуют: старейшие из них - эпитафия некоему отцу Антонию в болгарской Крепче, умершему в 921 году, керамические таблички с кириллическими надписями из Преслава, древней столицы Болгарского царства, возможно, старше, как и Гнездовская надпись на кувшине из погребения, пресловутая «гороухша». А вот старейшая славянская книга с точной датировкой - это Остромирово Евангелие, переписанное не позднее 1057 года. Преславская книжная школа, сожженная в 972 году византийским императором Иоанном I Цимисхием, и созданная святым Наумом как наследие Преслава Охридская книжная школа оставили нам имена первых славянских сочинителей - но не книги. Несколько кириллических книг или листов из них - «Житие Кондрата», Супрасльская рукопись, Куприяновские, Хиландарские и Зографские листки, Енинский апостол, листки Ундольского - в числе текстов, претендовавших и претендующих на статус первой славянской книги, наряду с известной сейчас в таком качестве Саввиной книгой; среди книг, написанных глаголицей, в этом же ряду Киевские листки и Зографское Евангелие - все эти книги созданы на границе X и XI веков. Впрочем, лингвист Андрей Зализняк, давний соавтор Валентина Янина по работе с берестяными грамотами, обнаружил на деревянных бортиках новгородской церы процарапанную неоднократно точную дату - 6507 год, или же 999 год от РХ.

Таким образом, цера оказалась древнейшей точно датированной славянской книгой. Или, во всяком случае, с большой вероятностью древнейшей из существующих в материальном мире русских книг.
Что само по себе, кстати, совсем не так уж важно, как это может звучать. Русские книжники X века, существование которых, собственно, и подтверждено Новгородским кодексом, понятия не имели о национализме и тем более о державной гордости: их беспокоило пока только спасение души.
***

Первая статья Андрея Зализняка и Валентина Янина о цере, которая в научном обиходе получила наименование «Новгородский кодекс», вышла в 2001 году - и в ней волшебные свойства восковых табличек уже начали проявляться. Текст 10-й кафизмы, сохранившийся на воске, с одной стороны, был написан в так называемой «одноеровой системе» кириллической графики, что решало вопросы (важные в основном для исторической лингвистики) об эволюции кириллической письменности древнерусского языка. При этом Зализняк мог весьма уверенно говорить, что тот, кто писал в Новгороде четыре страницы псалмов Давидовых, едва ли был болгарином, греком или варягом. Он был русским, мало того, он, вероятно, даже не был новгородцем - поскольку практически все новгородские писцы были славны «цоканьем», неразличением аффрикат «ц» и мягкой «ч».

Две предыдущие выпущенные на тот момент по этой теме монографии Андрея Зализняка, «От праславянской акцентуации к русской» и «Древненовгородский диалект», обсуждали и вопросы, связанные именно с этим явлением. Исторические тексты являются материалом, который позволяет исследовать историю языка. И разговорная, и письменная речь несут на себе отпечатки времени и места сообщения: в написанном значение имеет начертание букв, а в сказанном - фонетические особенности; ответы же вопрос о том, как пишущееся и говорящееся влияют друг на друга посредством чтения, дают лишь частичное представление о сложности предмета исторической лингвистики.

В любом случае цера попала в руки, в которые она должна была попасть, и исследована как физический объект всеми доступными методами. В том числе радиоуглеродным анализом: в Университете Упсалы исследования воска подтвердили, что с большой вероятностью предмет создан в 980–1050 годах. Тогда еще живой реставратор Владимир Поветкин, с 1978 года занимавшийся реставрацией и консервацией едва ли не всех найденных с того момента новгородских берестяных грамот, сообщил: по его мнению, цера была в использовании очень долго, сделанные из липы triplices использовались владельцем 20–30 лет. Поветкин вряд ли ошибался. Его главным увлечением была реставрация/реконструкция древнерусских музыкальных инструментов, и он, видимо, лучше любого другого человека в этом мире знал, как изменялось дерево, использовавшееся ежедневно десяток веков назад.

Поветкину пришлось решать непростую задачу консервации церы. Фиксировать состояние деревянного предмета, тысячу лет пролежавшего в новгородской глине, точно так же, как это делают с берестой, было невозможно - растворялся бы воск, а без консервации цера могла бы очень быстро сгнить или растрескаться. Через месяц Поветкина уговорили попробовать, тщательно засняв книгу в максимально «собранном» виде (поставить осыпавшиеся куски воска на места, где они были ранее, было сложной, но решаемой задачей), консервировать восковой слой и липовую основу отдельно, затем составить все обратно. И воск с текстом псалмов был снят, и стала открыта на время изнанка под восковым слоем. Изнанку, внешне пустую, тоже неоднократно фотографировали, и не раз, и под разным освещением.

А в 2004 году Андрей Зализняк опубликовал книгу, не имевшую прямого отношения к Новгородскому кодексу: это был сборник четырех статей «„Слово о полку Игореве“: взгляд лингвиста». Некоторые истории бывают более запутанными, если их излагать в хронологическом порядке,- это, видимо, как раз тот случай.
***

В одной заметке в поднявшейся вокруг Новгородского кодекса полемике кто-то из европейских медиевистов вскользь, как общее место, заметил, что десятилетия советского отрицания реальности сделали сомнения в подлинности «Слова о полку Игореве» в среде русских филологов чем-то вроде дежурного интеллектуального упражнения.

Книга Зализняка 2004 года представляет собой текст, который практически не обсуждает историю «Слова» и «Задонщины»: предметом изучения является язык двух памятников с точки зрения не филологии, а исторической лингвистики. Это весьма сложное чтение, которое, впрочем, способно убедить всякого, что сложное чтение необходимо и посильно. Вкратце речь идет о следующем: для того чтобы «Слово» было подделкой XVIII века, как это предполагает большая часть критиков подлинности самого яркого русского текста за многие века, нужно, чтобы фальсификатор был лингвистом, на два века опередившим актуальные его времени знания о развитии языка. Он, например, обязан был уметь безошибочно расставлять древнерусские энклитики общего типа (же, ли, еси), руководствуясь законом Ваккернагеля в соответствии с их рангами.

Предлагаемые Зализняком аргументы очень ясны (критики их за десять лет так и не появилось): попытки расставить в предполагаемом древнерусском предложении всем известные энклитики, не руководствуясь сформулированными в начале XX века швейцарцем Якобом Ваккернагелем правилами для всех индоевропейских языков, всегда безошибочно неверны. Двумя десятками аргументов этого ряда Зализняк показывает: «Слово» в теории могло быть сфальсифицировано. Но этот труд должен быть титаническим, осуществлять его должен человек, близкий к гениальности и знающий о развитии русского языка и вообще о языке столько же, сколько знают о нем наиболее компетентные филологи современности.

Например (и в книге Зализняка этого, разумеется, нет и быть не может), такую работу в состоянии проделать сам Андрей Зализняк. Впрочем, предполагаемый фальсификатор «Слова» должен был жить со всем этим багажом знаний в конце XVIII века или раньше. И именно Зализняку в 2001 году пришло в голову посмотреть на фотографии дна Новгородского кодекса внимательнее и увидеть там то, что не могли видеть другие.
***

Неважных обстоятельств не бывает. Большинство известных науке цер сделаны из дерева твердого. Новгородская цера - из мягкой липы. Процарапывая слой воска, тот, кто пишет по цере, неизменно оставляет на мягком дне или на бортике церы, который в данном случае также был навощен, вмятины и царапины. Пишущему это неважно: под воском эти отпечатки совершенно не видны. Если же снять воск, то, как пишут Янин и Зализняк в статье 2002 года, тоже может показаться, что ничего нет. Да, царапины оставляют следы. Иногда различимы штрихи, оставленные стилосом, и на фотографии видно, какая это буква. Проблема в том, что на каждом квадратном сантиметре церы - десятки более или менее различимых букв и штрихов друг поверх друга. Зализняк назвал эту картину «гиперпалимпсестом»: четыре восковые таблички содержат десятки текстов, написанных один поверх другого.

Как выяснилось - и это тоже важно - все штрихи и все буквы сделаны одной рукой. На бортике церы, словно в подарок, владелец не только написал в двух видах две версии существующего на тот момент кириллического алфавита (что сделал невероятно удачно - подтвердив при этом версию о происхождении русского алфавита, основанную на нацарапанном кем-то в XI веке алфавите на стене новгородского Софийского собора), но и дублировал алфавит словесно: «аз, буки, веди» - и так до имевшейся в 43 буквах «омеги». Кроме того, некоторые последовательности букв он переписывал на цере множество раз.
Напомним, что такое последовательность букв. Если в последовательности букв есть смысл - это словоформа, и можно узнать слово.

Звучит просто. В течение многих последующих месяцев Андрей Зализняк и его коллеги были заняты тем, что в его статьях предлагается называть не «прочтением», а скорее «реконструкцией» скрытых на дне церы текстов Новгородского кодекса. Если ты имеешь основания предположить, какая древнерусская словоформа может быть составлена из того набора букв, которые одновременно видятся тебе в строке, ты можешь предположить, что здесь может быть написано и чего написано быть предположительно не может. Иногда точное прочтение невозможно. Чем лучше ты знаешь язык, тем больше вероятность того, что ты поймешь написанное.

Тот, кто знает язык и тексты на этом языке идеально, прочтет максимум из возможного. И - вот это уже вольности - тот, кто творит язык, может больше: он может создать текст. Ибо процедура, которую Андрей Зализняк использовал для чтения Новгородского кодекса, с формальной точки зрения полностью соответствует описанию процесса создания текста, то есть - творчества. Таким же способом мы читаем слова, но практически такие же мысленные операции мы производим, когда мы эти слова пишем.

В самом деле, как мы читаем? Мы видим букву, вспоминая, что в детстве нас учили: это «а», а не «б». Мы видим следующую букву - и вспоминаем слог. Мы, наконец, предполагаем слово - и предполагаем контекст, и, наконец, говорим - «азбука». Чтобы сочинить слово «азбука», нужно формально то же самое. Различие между этими видами деятельности известно всем, но оно по природе своей субъективно: если ты читаешь то, что вообще никто больше не может прочесть, проверка того, не выдумал ли ты прочитанное, невозможна. Если тебя никто не хочет проверять, то только ты знаешь, прочитал ты это или выдумал. Но для того, чтобы даже для себя точно знать ответ, нужна уверенность: я - то, что я о себе думаю, я точно знаю, что такое «я» и как оно соотносится с внешним миром.

Тексты, обнаруженные на дне церы, этой деревянной миски, полной до краев буквами и словами, настолько примечательны, что делают Новгородский кодекс идеально созвучным всем десяти векам развития страны. До того как я познакомился с этой историей, я и не предполагал, что такое в принципе возможно.
***

Россия литературоцентрична еще со времен Руси. Яков Лурье в одной из своих работ предполагает, что конкуренция летописателей Руси до XV века, когда создаются первые общерусские своды, постоянная попытка коррекции текстов летописей была связана с функцией этих текстов - они, возможно, использовались как конституции: в тексте власти предержащие искали обоснования собственных действий. Если это так, то за тысячелетие мы недалеко ушли, и это не может быть хорошо или плохо: Россия была и есть редактируемый текст.

Это положение само по себе - основа собственного российского национального мифа. На дне церы Андрей Зализняк прочитал/реконструировал около десятка текстов, часть которых по факту являются первыми известными русскими литературными произведениями. Видимо, они не менее чем на два-три десятка лет старше песен Бояна, пара цитат из которых обнаруживается в тексте «Слова». Цера принадлежала самому первому русскому литератору, свидетелю Крещения Руси Владимиром и появления христианской культуры, продолжившей культуру восточных славян, литературные памятники которой нам неизвестны.

Что пишет человек, видимо уже не совсем молодой, в 1002 году от Рождества Христова пишущий в Новгороде на восковой табличке, которую к тому же в любой момент можно стереть? О чем думает, то и пишет. Ему же не приходит в голову, что через какую-то тысячу лет книжники смогут это прочесть.

Поэтому он, например, пишет: в 999 году я, мних Исаакий, поставлен в Суздале попом. В какой церкви? В церкви Святого Александра Армянина. И понятно, почему нет цоканья: как сказал бы лингвист, в Северо-Восточной Руси вторая палатализация заднеязычных уже прошла, а в Новгороде смягченные «ц» и «ч» так и будут отсутствовать до появления радио, а затем телевидения.

Правда, дальше предполагаемый Исаакий пишет что-то совсем несообразное: этот Александр Армянин был не только великий воин Христов, но и ареопагит Фракийский, настоятель обители Железной горы, митрополит Константинова града, пресвитер пророка Даниила. Пишет ли Исаакий о почитаемом Александре Никопольском, одном из пяти предводителей общины сорока пяти мучеников армянского Никополя, согласно житиям, сожженных в IV веке августом Лицинием, позже соправителем Константина Великого?

Всякий такого рода текст тянет за собой шлейф ассоциаций. В Никополе Армянском в 990 годах епископствовал будущий святой Григорий Макар, армянин. Но затем отчего-то тайно оставил кафедру и уплыл в Италию, а затем во Францию, под Орлеан, где жил отшельником и прославился великими чудесами. Почти невероятная судьба: французский святой из византийской Армении.

А кстати, где монах Исаакий в Новгороде приобрел такую ученость? Ведь вот же следующий текст - начало неизвестного ранее перевода трактата Иоанна Златоуста «О девстве», и, судя по этому и другим текстам, переводил его именно Исаакий. Где можно было научиться в таком совершенстве греческому, когда от Крещения Руси прошло какое-то десятилетие? Да и где можно было стать монахом во время, когда на Руси - что в Суздале, что в Новгороде - еще не было никаких монастырей, Антоний Римлянин еще не только не доплыл до Волхова, но даже не встал на скалу над Тибром?

Например, в Болгарии. Царство, еще три десятилетия назад сотрясавшее Константинополь, как раз успешно воюет с императором Василием II, армянином, которого назовут Болгаробойцей только в следующем веке. Василий в союзе с дружиной киевского князя Владимира, своего зятя, вернет себе всю Болгарию. Впрочем, к тому времени Исаакий уже должен был вернуться на Русь.

Или на Афоне. Неизвестно, попал ли Исаакий, как стали выражаться позже, за границу до Крещения Руси Владимиром или позже, если до - он вполне мог видеть в молодости еще не сожженный предшественником Василия II, Иоанном Цимисхием, болгарский Преслав и преславскую книжную школу. Может быть, Исаакий учился и в другой части Европы - судьба Григория Макара показывает, что возможно в это время было все. В любом случае вряд ли он сам отправился в это путешествие: обычно в эти времена за границу посылали князья и епископы.

А еще Исаакий в свободное время от переписывания на воске псалмов и Откровения Иоанна Богослова копирует, но с большей вероятностью сочиняет собственные тексты. Например, неизвестное доселе науке «Сказание апостола Павла». А то и совершенно неканонические молитвы Александру, который неожиданно становится в изложении Исаакия пророком, распространяющим некие тайные заветы апостола Петра. И это даже не молитвы, а какие-то заклинания. Исаакий выглядит как совершеннейший еретик, и более всего похоже, что пишет мних Исаакий то же самое, что в своих текстах пишут в это же время еретики-павликиане - их, особенно активных тогда в Армении, Цимисхий переселял во Фракию для защиты от болгарско-русских набегов. Когда Исаакий предположительно учился в Болгарии, в этих местах как раз формировалась новая богомильская ересь. И что-то очень похожее на тексты богомилов Исаакий пишет на Руси. А то и не на Руси: армянин Степанос Тароцит в это же время пишет о совместных походах Руси и Византии в места, где армяне были многочисленны. На Северный Кавказ тоже.

Но бог с ним, во что и где верует монах X века через десять лет после крещения Новгорода (а мы помним, чем Новгород крестили в 990–991 годах, хотя христиане в нем были и до этого). Неизвестно, был ли Исаакий свидетелем и участником этого крещения, но это вероятно. Он ведь не только сочиняет в одном из скрытых текстов что-то вроде присяги бывшего язычника, только что впервые в истории надевшего на себя крест - обычай носить нательный крест, возможно, в православном мире как раз начался от крещения Новгорода, там крестики выдавали, чтобы отличать многочисленных язычников от христиан. Исаакий пишет: «оставите ваши села и домы и оставите своя разделы» - но и далее бесконечно продолжает ряд: «разлады, раздоры, расклады, развозы, распловы, разлогы, разлеты, размеры, размолвы, разляки, раскоры, разломы, разносы, разметы, распусты…».

Хотелось бы увидеть, как Андрей Зализняк это читал. Дело даже не в том, что Исаакий буквально повторяет то, что делает читающий гиперпалимпсест - будто издеваясь, предлагает варианты чтения, продолжает синонимические ряды, подменяет корни в словоформах. Дело в том, кому довелось прочитать. Главное дело жизни академика Андрея Зализняка - вышедший первым изданием в 1977 году «Грамматический словарь русского языка. Словоизменение». О словаре Зализняка слышали почти все, но открывали его немногие - и я до поры не открывал, иначе бы сразу понял, какую невероятную шутку шутит Исаакий над академиком. Словарь Зализняка - обратный словарь: слова в нем выстроены в алфавитном порядке, но по последней букве, а не по первой. Вот же цитата из этого словаря: «…уверение, разуверение, намерение, соразмерение, измерение…» - да не мистификация ли это все?

Но Исаакий, конечно, не лингвист. Читая другие скрытые тексты, объединенные Зализняком в тетралогию «От язычества к Иисусу Христу», понимаешь, зачем Исаакию все эти игры слов, почти-что-рифмы, плавные переходы модальностей. Исаакий - литератор, писатель. И о чем же он пишет? Вот цитата одной из частей тетралогии, «Молитвы архангелу Гавриилу» - «…и тешите и строите пашете и сеете / и мирите ся и грозите ся и тишите ся / и томите и ищите / и прогоните и исправите».

Ну да, непонятно: сложности и архитектонике русского несиллабического молитвенного стиха-перевода следующих веков посвящены немногочисленные монографии, и их невозможно читать без филологического образования, и хочется читать все время. Зато понятно, что это стихи в то время, когда русский язык, возможно, вообще не знал, что стихи можно писать.

А вот следующий текст уже совершенно понятен всем. Во всяком случае, сложно не понять идею, которую Исаакий вкладывал в первое известное нам русское литературное произведение - а это, похоже, именно оно и есть.
Мир есть град, в котором от церкви отлучают еретиков.
Мир есть град, в котором от церкви отлучают людей неразумных.
Мир есть град, в котором от церкви отлучают людей непокорных.
Мир есть град, в котором от церкви отлучают людей непорочных.
Мир есть град, в котором от церкви отлучают людей невиновных.
Мир есть град, в котором от церкви отлучают людей несгибаемых.
Мир есть град, в котором от церкви отлучают людей, такой кары недостойных.
Мир есть град, в котором от церкви отлучают людей, отлучения недостойных.
Мир есть град, в котором от церкви отлучают людей пречистой веры.
Мир есть град, в котором от церкви отлучают людей, хвалы достойных.
Мир есть град, в котором от церкви отлучают людей, достойных прославленья.
Мир есть град, в котором от церкви отлучают людей, не отступившихся от правой веры Христовой.
Я не думаю, что кто-то не узнает в этом тексте X–XI веков главного русского общественно-политического сюжета последующих десяти веков.

А в других частях этого текста, «Духовного наставления от отца и от матери к сыну», Исаакий и совсем проговаривается: «Мир есть град, в котором читают книги». Читают, и до сих пор это чтение имеет следствия, поскольку читаемое кому-то нужно писать - и давать миру ответ за написанное.
***

Странно и удивительно знать, что вся русская история уже в конце X века уже имелась в этой деревянной миске с буквами. Никто тогда и предвидеть не мог, что создающаяся страна будет пронизана текстами. Без этих связей страны нет, и только они показывают, до какой степени Россия прочное образование.

Например, в одном из текстов Исаакия, безусловно еретических, упоминается «Лаодикийская молитва Иисуса Христа» с отсылом на апостола Павла. Хотите, протянем цепочку? Это, уверяю, несложно. Собственно, Андрей Зализняк уже в статье 2003 года, посвященной текстам Новгородского кодекса, вспоминает «Лаодикийское послание» XV века авторства Федора Курицына, одного из предводителей новгородско-московских «жидовствующих». Полемика о еретиках-жидовствующих, предположительных наследниках псковских еретиков-стригольников (а из Новгорода в Псков и обратно бежали от проблем в те времена, то есть XIV веке, совершенно буднично), стала, по сути, главным русским спором, спором Иосифа Волоцкого и Нила Сорского о нестяжании, иными словами, о должном соотношении материального благополучия и совести. Сложно провести цепочку от слов Исаакия «оставьте села и домы» до стригольников, но, в общем, это дело времени: есть, например, текст «Власфимия» XIII - начала XIV века, которым вдохновлялись стригольники, написанный знающим греческий русским автором,- а Исаакий был одним из первых переводчиков с греческого на Руси.

А вот от Лаодикии до самого Зализняка звенья цепочки прослеживаются хорошо. Федор Курицын отправлял свои тексты преподобному Ефросину в Кирилло-Белозерский монастырь - вольнодумец вольнодумцу, его адресат в одном из комментариев первый на Руси заговорил о мире, где нет «ни храмов, ни риз, ни соли, ни царя, ни купли, ни продажи, ни распрей, ни драк, ни зависти, ни вельмож, ни воровства, ни разбоя». Петербургский филолог Александр Бобров предполагает, что эти строки принадлежат князю, добровольно оставившему мир и ушедшему в монахи-книжники. Да, Ефросин предположительно читал «Слово», переделывая его в «Задонщину».

Читал ли предположительно киевский автор «Слова» в XII веке тексты Исаакия - переведенные, переписанные, сочиненные? Нет никаких оснований это предполагать. Но нет причин и отвергать предположение. Книги были великой ценностью во всем славянском мире, иначе не дошли бы до нас листки «Жития Кондрата» и других памятников X–XI веков. Переписанные и уж точно переведенные Исаакием книги два века спустя в Киеве должны были быть: книжников на стыке X–XI веков было немного, скорее всего, во всей Руси в 999 году их было несколько.

Но это фантазии, а есть и более прочные материи. Исаакий точно знал ответ на вопрос, который русские историки обсуждают так же яростно, как русские филологи - удивительно однородное по языку «Слово». Начальником монаха в Новгороде мог быть только легендарный епископ Иоаким, Аким Корсунянин Новгородской первой летописи младшего извода. Иоакиму отдавали в учение детей, по которым матери-язычницы «акы по мертвеци плакахся» - и не потому ли, что им предстояла разлука с детьми, которых нельзя было научить ничему нужному ни в Новгороде, ни в Киеве? Это было время, когда не было ничего: на Руси только начали выделывать книжный пергамен, не было в Новгороде не только детинца и Софии. Было в тот год только «великое умножение плодов» в садах и посреди капище Перуна, за несколько лет до того возведенное Добрыней по указанию того, кто еще не стал в Киеве равноапостольным Владимиром. И был присланный из будущего Севастополя будущему равноапостольному епископ Иоаким. Ему Татищев приписывает авторство Иоакимовской летописи - ее историк XVIII века то ли переписывал, то ли придумывал, выяснить это нельзя, ибо рукописи Иоакима, в отличие от текста «Слова», не видел вообще никто, кроме публикатора.

И Исаакий, и Иоаким знали то, чего мы не знаем точно. Например, они знали, почему идея Преславской школы о славянском богослужении, создавшей в итоге русский язык и все славянские языки, была поддержана византийскими партнерами Руси. Они знали, какие тексты переносились «носящими сумы» монахами по древнеримской Via Egnatia из романского мира в славянский, а какие переводились с греческого на славянский в империи ромеев. Сложно себе даже представить, насколько это важно: мы - еще один народ книги, многих книг, но кто-то принес на Русь не только псалмы Давида, но и перевел (возможно, еще во времена Исаакия) повести об Акире Премудром (возможно, с армянского), о Соломоне и Китоврасе (с полубогомильского греческого оригинала), о Варлааме и Иоасафе (это греческое христианизированное переложение легенды о царевиче Шакьямуни, то есть о Будде). Кто-то перевел «Прение Господне с диаволом», Евангелие от Фомы и прочие тексты, упоминаемые митрополитом Зосимой в разгар полемики Нила Сорского и Иосифа Волоцкого в «Сказании отреченных книг». Пять веков до этого упомянутые тексты были такими же «святыми буквами», как и любой другой текст.

Что-то из этого, ставшего частью нас, было принесено сюда обладателем церы - и один он пока знает, откуда принесено. Ведь какие-то книжники, совершенно знающие греческий, переводили и тексты, восходящие к античным греческим авторам. Через постоянно меняющиеся «Пчелу», «Физиолога» и «Энхиридион», через «Мудрость Менандра» на Руси уже с XI века имели пусть минимальное, пусть странное, но знакомство с Гомером, Эпиктетом, переложителем Менандра Теренцием, классической античной комедией.

И именно тут, в этой части света, это имело особое значение. Дмитрий Буланин, один из критиков «скрытых текстов» Новгородского кодекса, пишет, что в XV веке переработанные до неузнаваемости тексты Менандра считались душеспасительным чтением и едва не были включены в состав Священного Писания.
***

Слово «Лаодикия» вряд ли появилось в тексте Исаакия, а через пять веков спустя в тексте Курицына случайно. «Душа самовластна» - так начинается «Лаодикийское послание» Курицына.

Самое первое упоминание Лаодикии в контексте христианского учения обнаруживается в «Послании апостола Павла колоссянам» - он упоминает, что направлял в Лаодикию некое обращение. Текст неизвестен, но где-то в окрестностях 150 года от Рождества Христова ересиарх Маркион перечисляет его в списке второй части Нового Завета - первую он назвал Евангелием (и это был текст Евангелия от Луки), вторую - «Апостолом». Название второй части Нового Завета дожило до первой датированной русской печатной книги Ивана Федорова в 1564 году (церу, кстати, и нашли 13 июля, когда церковь празднует Собор 12 апостолов и их деяния). В числе составляющих «Апостола» Маркион, создатель первой в истории крупной ереси (получившей особое распространение в последующие века в Армении), называет и послание Павла Лаодикийской церкви. В 170 году был составлен на греческом первый список книг Нового Завета (он известен по латинскому переводу VII–VIII веков, «Мураториеву канону»), но послания в Лаодикию в нем уже нет. В ранних латинских переводах Вульгаты есть какие-то тексты, именуемые Лаодикийским посланием Павла, но они уже явно недостоверны и авторитетами отвергаются. В любом случае поместный собор около 360 года, впервые обсуждавший, что же составляет Новый Завет, никакого послания Павла Лаодикийской церкви не знает - хотя, по иронии судьбы, проходит он именно что в Лаодикии.

И с этого момента текст пропавшего послания становится «скрытым текстом» едва ли не всех христианских вольнодумцев последующих веков. По очень простой причине: Лаодикия упоминается в Откровении Иоанна Богослова, и автор II века нашей эры говорит о «теплохладности» этого града. Эта часть Иоаннова Апокалипсиса известна была на Руси и Исаакию, и стригольникам, и жидовствующим, и всем их последователям - все ереси и все инакомыслие в этой стране с того времени приписываются наследию этой цепочки. Последним открыто говорившим о Лаодикийском послании, которым еретики морочат голову честным людям, был публикатор «Протоколов сионских мудрецов» Сергей Нилус. «Лаодикийская» линия, частью которой был Исаакий, от Маркиона до современности непрерывна.

Разумеется, Исаакий не мог рассчитывать на то , что его «Лаодикийская молитва» на цере будет кем-то прочитана, не говоря уже понята. Он писал на цере потому, что береста - это все же улика. Но он знал: написанное написано, и сказанное грешно.

Это касается не только честных христиан, но более - богомилов. Адрианова-Перетц цитирует богомильское «Слово о Лаврентии Затворнике», где прямо утверждается: знание еврейского, латинского и греческого языков - с точки зрения этой доктрины бесовское наваждение, погибель души. Но именно переписыванием, переводом греческих книг, мудрствованием и сочинением Исаакий не может не заниматься, это его жизнь. В позднем богомильском учительном тексте, «Ответах святого Иоанна», рассказывается аллегория: Господь сотворил землю, спустился вниз и начал ходить по воде, а навстречу ему приплыла утка. Кто я, спрашивает Господь. Ты - Господь, отвечает утка. А кто ты, спрашивает Господь. А я, отвечает утка,- Бог. Эту утку, умеющую доставать материю со дна, Господь делает ангелом-управителем света. Этот ангел возгордится и станет сатаной, и такова судьба всех возгордившихся. Но можно ли утке не плавать?

С другой стороны, Исаакий (о котором мы даже не знаем, был ли он или мы его выдумали) пишет довольно определенно об этом пути всякого интеллектуала. В «Молитве Гавриилу» он вновь начинает с того, какие добрые намерения двигают людьми, шаг за шагом, невидимым движением перемещающимися от добра к злу,- и кланяются в итоге «языком своим» Вельзевулу и смерти.

Знал ли автор Откровения Иоанна Богослова истинный текст послания апостола Павла к лаодикийцам, если этот текст существовал? С большой вероятностью - да. Но каково было в начале третьего тысячелетия в России читать о «Лаодикийской молитве» у Исаакия - и немедленно вспоминать апокалиптическое пророчество к Лаодикии: «Ты говоришь - я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды, а не знаешь, что ты несчастен и жалок, и нищ, и слеп, и наг». Ведь вот эта Лаодикия, славная любовью к комфорту - и особой мазью для глаз.
***

Ведь тексты ничего не стоят без людей, которые их читают. И это хорошие люди: надежды у страны было бы много меньше, если бы из текстов церы прочитавшие их и услышавшие прочитанное создали бы себе какую-то однозначную, завершенную историю.

Весь Новгородский кодекс будто бы создан для того, чтобы стать национальной сенсацией. Эта сенсация была бы в духе того, о чем многие говорят последнее десятилетие не переставая. История для избранных, история тайная. Знаете ли вы, кто был первым русским писателем? Немногие знают, это был эрудит, просветитель, переписчик книг, учитель и поэт, получивший лучшее образование за пределами страны, вернувшийся, чтобы нести свет и все же оставшийся забытым на родине. Это был диссидент и гуманист Исаакий, а первым произведением русской литературы было, разумеется, обличение властного диктата. Свидетель насильственного новгородского крещения, но не плачущий о прошлых временах - будущее Руси он видел в свободе слова.

Уверяю, такая история многими была бы принята, в ней есть все необходимые элементы для изнанки национального мифа. За Исаакия патриоты и либералы могли бы, например, устроить нескончаемую битву. В конце концов, в переводе с греческого «Лаодикия» - это просто «народный приговор».

Как хорошо, что этот миф не был создан. И это в первую очередь заслуга академика Андрея Зализняка, которому в этом году исполнилось 80 лет. Он опубликовал тексты Исаакия и, не ввязываясь в полемику о том, что они значат, вернулся к продолжению своих дел. Так, в 2008 году вышла его книга «Древнерусские энклитики», во многом логическое продолжение работы вокруг «Слова», ежегодно находятся и прочитываются новые берестяные грамоты, читаются лекции, пишутся статьи.

Помещения Исаакия в новое заключение к отбытому тысячелетнему сроку не произошло.
По существу, мы находимся сейчас в таком же мире, что и Исаакий в Новгороде в конце X века. Тот очутился в месте, в котором, в том числе и его стараниями, появилась огромная христианская культура, ставшая и оставшаяся основой национальной культуры. И последовавшая тысяча лет была потрачена на освоение русским языком всего богатства, которое ей досталось в эти годы и творчества на этой основе.

Мне очень страшно писать этот текст - я все время думаю о том, о чем, верно, думал и Исаакий: в мире столько людей, которые все написанное знают точно, а не приблизительно, которые читали в сто раз больше, которые увидят все несообразности, которых мне не удалось избежать. Тех, кто в состоянии, наконец, не верить мне на слово, а беспощадно проверить - и уличить меня в том, что я, как писал Нил, «невежа и поселянин». Но Исаакий был помилован по той же причине. Ближе к концу XX века мир России, как мир Руси в Х веке, открылся коммуникациями, доступностью почти любого текста, языками, наконец. Она вновь попала в описанное Исаакием «странникам недвижимое море, детям рабов несудимое начинание». Мы снова могли знать все, что есть на свете, и даже больше - последователи Исаакия расширили это море своими книгами, и это теперь и наше море, в которое выросла горка кириллических букв в деревянной цере, будущее пространство русского языка.

Вы ищете русский мир, в каждую минуту находясь в нем. Наша страна есть необозримый, огромный и связный текст, где всякое слово связано со всяким другим нитями, которым тысяча лет. Псалмы, переписанные впервые в Новгороде Исаакием, читали с ужасом и надеждой посланные в Чечню в 2000 году срочники. Об Исаакии спустя тысячу с лишним лет читаете сейчас вы. В этих текстах уже тогда не было, как нет сейчас - только русского, только греческого, только национального и только иностранного, только Нового Завета и только Ветхого Завета, только православия и только еретического, только верного и только неверного. В них уже есть все.

Все эти буквы по-прежнему написаны на воске, и они будут стерты, и снова будут написаны новыми авторами. Возможно, больше мы толком ничего не можем; что же, этого достаточно. Как достаточно будет кого-то еще, когда в ближайшее время мы опять обнаружим себя в кошмарной пустоте и бедности Лаодикии.

Здесь эта закономерность никогда не подводила. Будем же иметь надежду: продолжение текста, начатого Новгородским кодексом, неотменимо.
Дмитрий Бутрин
Коммерсант.ру

Вы решили оставить комментарий к статье. Действия по шагам:

1. Написали в отведенном поле комментарий
2. После этого у вас два варианта: зайти через вашу соцсеть или анонимно. Через соцсеть, кстати, очень удобно
3. Если все же - анонимно, то надо указать псевдоним и нажать на появившуюся кнопку «Войти как гость»
4. Нажать появившуюся кнопку «Комментировать» (что означает «отправить»)
… И тогда после модерации ваше письмо появится на сайте нашего журнала.

Редакция журнала "Наука и жизнь" обратилась к академику Валентину Лаврентьевичу Янину, бессменному с 1960 года руководителю Новгородской археологической экспедиции, с просьбой рассказать о последней, поистине сенсационной находке, сделанной летом 2000 года в наиболее древней части города, расположенной к югу от Новгородского кремля.

Великий Новгород продолжает отдавать археологам сокровища своей древности. Мне - участнику открытия первых берестяных грамот в 1951 году - довелось теперь пережить ещё один звёздный час отечественной археологии, во второй раз испытать высшее счастье немыслимого первооткрытия… Расскажу по порядку.

13 июля 2000 года (верь после этого в несчастливые цифры!) , в конце рабочего дня, на лабораторный стол экспедиции из раскопа Троицкий-12 , которым руководит Александр Николаевич Сорокин, легла небывалая находка. Три деревянные дощечки (как выяснилось в дальнейшем, изготовленные из древесины липы) , толщиной в один сантиметр и скреплённые деревянными же шпонками. Находка оказалась древней рукописью или древней книгой. Её размер 19 × 15 сантиметров. Две внешние дощечки служили обложками. Первая украшена изображением креста и скупым орнаментом, её внутренняя сторона имела заполненное воском углубление. На воске красивейшим мелким почерком написаны 23 строки некоего текста. Так же устроена и вторая обложечная дощечка: на внутренней, навощённой стороне - текст, а внешняя, как и первая, несёт изображение креста. Помещённая между ними ещё одна дощечка имела заполненные воском углубления с двух сторон и, следовательно, тексты на обеих сторонах.

В книге, таким образом, всего четыре исписанные страницы. Лучше сохранилась первая дощечка деревянного кодекса. Большие куски текста на других обвалились и дошли до нас в виде осыпи восковых кусочков с отдельными буквами или группами букв. Но, к счастью, значительные фрагменты второй, третьей и четвёртой страниц сохранились на своих местах.

Сознаюсь, при взгляде на почти полностью сохранившийся текст первой страницы у меня потемнело в глазах. Мне казалось, что от волнения я не смогу прочесть ни одного слова… Причины столь сильного волнения объяснимы и извинительны. Находка была извлечена из достоверно датированных слоёв конца Х - первой четверти XI века. Судите сами. Выше её расположены остатки первого венца большого сруба, датированного методами дендрохронологии 1036 годом. Деревянный кодекс залегал 20-ю сантиметрами глубже. Примерный расчёт динамики накопления культурного слоя в пределах Троицкого-12 раскопа равен одному сантиметру в год. Значит, вероятная дата нашей находки - примерно второе десятилетие XI века. Между тем древнейший известный манускрипт, написанный кириллическим письмом, датируется 1056–1057 годами. Это знаменитое Евангелие, изготовленное по заказу новгородского посадника Остромира. Все остальные самые древние кириллические рукописи относятся также ко второй половине и концу XI столетия. Значит, на лабораторный стол легла рукопись на полвека более ранняя! А стало быть, эта находка - великое событие в истории не только русской, но и болгарской, и сербской, и хорватской, и македонской культур, поскольку во всём славянском мире не существует более ранней датированной рукописи, нежели "Остромирово Евангелие"… Было от чего дрожать рукам и темнеть в глазах!

Но вот зрение прояснилось, и посреди страницы глаз усмотрел первую понятную фразу: "От запрещения Твоего, Боже Ияковль, воздремашяся вседшеи на коня". Итак, священный текст. Рука тянется к Псалтыри как к самому популярному в христианстве произведению, а последовательный просмотр этой великой книги находит соответствующее место в 75-м псалме Асафа. Рядом - выше и ниже - то, что в этом псалме предшествует прочитанному стиху, и то, что следует за ним.

Уцелевшие фрагменты остальных страниц обретают свои места в продолжении 75-го псалма и в написанном вслед за ним 76-м псалме Асафа. Постепенно выясняется, что на второй странице помещено окончание 75-го псалма и начало 76-го, на третьей странице - продолжение 76-го, на четвёртой - окончание 76-го, затем пустое место объёмом в несколько строк, а за ним - 4–6 стихи 67-го псалма Давида. Когда это окончание было прочитано, нас постигло недоумение. Почему текст 67-го псалма не имеет общеизвестного начала: "Да воскреснет Бог и расточатся враги его"? Выяснилось, что это начало существовало, но было стёрто, чтобы освободить место для окончания 76-го псалма. Иными словами, восковой кодекс оказался палимпсестом. На нём когда-то сначала написали один текст, стёртый затем для написания другого. "Церы" (так называются навощенные для письма дощечки) служили подобно грифельной или нынешней школьной доске, используемой для помещения на них "бегущих строк". Сравнение с грифельной доской весьма значительно: не служила ли "Новгородская Псалтырь" пособием для обучения грамоте?

Задумаемся о хронологическом контексте находки. Только что, лет 20–25 назад, в Новгороде принято христианство. Следовательно, перед нами одна из тех книг, которую читали первые принявшие крещение новгородцы. Одна из первых книг, по которой многие из них могли учиться письму. Ведь именно Псалтырь на протяжении столетий была самой обиходной книгой, из которой наши предки брали уроки чтения и письма. Многие псалмы, звучавшие ежедневно во время церковной службы, христиане знали наизусть. Существовало немало людей, наизусть помнивших все тексты этой книги. В этой связи назову один эпизод, связанный с чтением новгородского кодекса. В конце 76-го псалма есть слова - "В море путь Твой". На сердце потеплело от мысли, что именно парафразом этих строк является знаменитое место в стихотворении А.С. Пушкина "19 октября" (1825 года) , обращённое к его лицейскому другу Ф.Ф. Матюшкину, ставшему мореплавателем: "С лицейского порога ты на корабль перешагнул шутя, и с той поры в морях твоя дорога…"

Предположение об учебном предназначении нашей находки подтвердилось блестящим образом. Оказалось, что на бортиках цер имеются плохо различимые процарапанные надписи, сделанные тем же почерком, что и текст на воске. Прочесть их довелось академику Андрею Анатольевичу Зализняку, который на протяжении многих дней не разгибал спины, освещая дощечки под разным углом, используя лупу и максимально напрягая зрение. Вот часть этих надписей: "Без чину службы и часов же всех, без отпевания душ" (то есть "Не для церковной службы и не для чтения над умершими") ; "Без от себе прогнания всех людей, без отлучения алчущих знания" (то есть "Для привлечения всех людей, для алчущих знания") . Последняя фраза прямо утверждает учебное предназначение кодекса. И далее: "Сия книга Псалтырь - сиротам и вдовицам утешение мирное, странникам недвижимое море, рабичищем несудимое начинание".

А.А. Зализняк установил, что "Новгородская Псалтырь" написана русским человеком. Её язык, разумеется, старославянский (древнеболгарский) ; до сих пор богослужение в русской церкви ведётся на старославянском языке. Однако в тексте нашей книги встретилось около полутора десятка таких ошибок, какие не мог сделать болгарин, серб или хорват, а мог сделать только русский человек. Во всех языках, кроме древнерусского, чётко различались буквы "У" и "Юс большой", обозначавшие разные звуки. "Юс" передавал носовой звук, отсутствующий у русских. Между тем в новгородской находке употребляются обе эти буквы, но делается это безразлично: писец пишет "У" вместо "Юс" и "Юс" вместо "У". Был ли он киевским миссионером или новгородцем, неясно, да это и не так уж важно перед значительностью самой находки.

В славянском мире существует несколько древних кириллических рукописей, не имеющих даты в тексте и датированных без особой уверенности XI веком. "Новгородская Псалтырь" станет тем эталоном, с которым исследователи будут их сравнивать в поисках истинной даты. И если сегодняшние учебники отечественной истории немыслимы без упоминания берестяных грамот, будущие учебники рассказ о русской письменной культуре будут начинать с нынешней находки.

Находка древнейшей книги породила немало трудных проблем. Одна из них - реставрация кодекса. Он сохранился потому, что древесина дощечек насквозь пропитана влагой, препятствующей проникновению к ним воздуха. Следовательно, на протяжении тысячи лет не возникало ситуации, при которой микроорганизмы разрушают древесину гниением. Стабилизация древесины, возвращение её в сухое и твёрдое состояние базируются на методах, которые в нашем случае разрушили бы воск и нанесённые на нём тексты. Мы должны были снять воск и перенести его на другую основу. Мировая реставрационная практика не знает подобного прецедента. После мучительных колебаний за эту ответственнейшую работу взялся опытный реставратор, художник и скульптор Владимир Иванович Поветкин, золотые руки которого возвратили на место большинство осыпавшихся фрагментов. Одновременно удалось выявить наличие едва различимых процарапанных текстов на дощечках под снятым воском, что требует сохранить их в демонтированном виде для дальнейшего изучения, а воск вернуть не на подлинные дощечки, а на их копии.

Находке древнейшей славянской книги предшествовало ещё одно замечательное открытие. В слое первой трети XI века был обнаружен небольшой лист бересты. На обеих сторонах его процарапаны изображения человеческих фигур: на одной изображен Христос, на другой - святая Варвара в короне, с мученическим крестом в руке и надписью её имени.

Находка сразу же породила проблему. Усадьба, на которой она обнаружена, находится на древней Черницыной улице, получившей своё название от некогда расположенного на ней девичьего Варварина монастыря. Разумеется, в первой трети XI века никакого монастыря здесь быть ещё не могло: самые ранние русские монастыри возникают лишь во второй половине XI века, а новгородский Варварин монастырь впервые упомянут в летописи под 1138 годом. Оказывается, святая Варвара особенно почиталась на славянском побережье южной Балтики, а именно оттуда в Новгород пришли славянские первопоселенцы, их потомки и в дальнейшем не теряли связей со своей прародиной. Святую Варвару считали покровительницей рыбаков и мореходов. И действительно, в тех слоях, в которых обнаружена эта находка, предметы, связанные с рыболовством, встречены в изобилии.

И ещё одна любопытная деталь. Под ёизображением святой Варвары на бересте нацарапана дата, которую А.А. Зализняк прочёл как 6537 год (от сотворения мира) , что соответствует 1029 году н. э. Первая, третья и четвёртая цифры переданы славянскими знаками, а вторая, как разъяснил филолог С.Г. Болотов, - латинским знаком. Значит, изобразил святую Варвару человек, который затруднился передать цифру, обозначающую 500, по-славянски, но знал, как её пишут в соответствии с западной традицией.

Можно полагать, что принесённое в Людин конец Новгорода почитание святой Варвары оказалось столь прочным, что в её честь спустя несколько десятилетий после 1029 года именно здесь был основан монастырь.

Археологической экспедиции, проводимые под руководством академика В. Л. Янина , были сосредоточены на раскопе, получившем название «Троицкого » (по расположенной рядом средневековой церкви). 13 июля 2000 года там в пластах первой четверти XI века были обнаружены три деревянные (липовые) дощечки размером 19×15×1 см. Каждая дощечка имеет прямоугольное углубление (15×11,5 см), залитое воском; на средней дощечке такие углубления сделаны с двух сторон. У дощечек есть на краях отверстия, в которые вставлены деревянные штыри для соединения их в единый комплект. Таким образом, деревянная книга содержала четыре восковых страницы (церы). Внешние стороны первой и последней дощечек играют роль обложек кодекса.

Цера сохранилась благодаря болотистому месту, в условиях которого она оставалась около 1000 лет. Дощечки насквозь пропитались влагой, в силу чего к ним не было доступа кислорода и, следовательно, отсутствовали условия жизнедеятельности микроорганизмов, вызывающих процессы гниения.

Описание и содержание

Датировка документа

Датировка Новгородского кодекса (Псалтири) определяется в первую очередь тем, что он лежал в полуметре от края и на 30 см ниже сруба, получившего надёжную дендрохронологическую дату: 1036 год . Это верхняя граница вероятного времени попадания дощечек в землю. Нижней хронологической границей создания кодекса разумно считать [уточнить ] крещение Руси в 988 году . В Уппсальском университете произведен радиоуглеродный анализ воска, который с вероятностью 84 % указывает 1015 год ± 35 лет. В самом теле документа (в "скрытой" части) стоит авторская датировка записи, гласящая о 6507 году от с.м, то есть, 999 год , согласно современной датировке.

Современный статус

Более ранними славянскими датированными документами являются лишь некоторые древнеболгарские и хорватские надписи Х столетия, однако их нельзя отнести к категории «книги». Новгородская псалтырь - самый ранний памятник киевского извода церковнославянского языка и самая древняя из дошедших до нас книг древней Руси.

Первичную реставрацию книги выполнил В. И. Поветкин . В настоящее время псалтырь хранится и экспонируется в Новгородском музее .

Псалмы

На самом воске кодекса остались псалмы 75 и 76, а также маленькая часть псалма 67; это так называемый «основной текст» Новгородского кодекса, по которому памятник часто называется Новгородской Псалтирью . Этот текст читается легко и без особенных затруднений и сразу стал доступен для исследования. В своей основе язык перевода псалмов - правильный старославянский , однако с небольшим количеством ошибок в передаче юсов , выдающих восточнославянское происхождение писца. По мнению А. Н. Соболева , в палеографическом и орфографическом отношении текст близок к надписям на свинцовых амулетах X-XI вв. с территории северо-восточной Болгарии и Румынии, в то время как текстологически перевод отражает несколько иную традицию, чем дошедшая до нас древнейшая старославянская Синайская псалтырь . Вопрос о происхождении этой традиции дискуссионен, но, по-видимому, именно она дала начало тексту Псалтыри, отражённому в более поздних памятниках собственно восточнославянского происхождения. Текст псалмов (как и скрытые тексты, о которых ниже) написан по так называемой одноеровой системе , при которой вместо буквы ь используется ъ .

В отношении лингвистических особенностей памятника наиболее показательны именно тексты псалмов, потому что в скрытых текстах (см. ниже) многие буквы (от интерпретации которых зависит наличие того или иного языкового явления) читаются неоднозначно.

Скрытые тексты

Некоторые учёные (К. Станчев, Д. М. Буланин) высказывали сомнения в возможности существования скрытых текстов и в возможности их прочтения .

Среди данных текстов прочтена затёртая надпись, в которой говорится, что в 999 году монах Исаакий был поставлен попом в Суздале в церкви святого Александра-армянина . По мнению Зализняка, монах Исаакий был автором Новгородского кодекса и принадлежал к еретическому религиозному направлению .

Вплоть до 2004 года Зализняк восстановил следующие скрытые тексты:

• множество псалмов, написанных по многу раз;
• начало Апокалипсиса Иоанна Богослова;
• начало перевода трактата «О девстве» Иоанна Златоуста (славянский перевод этого текста ещё не был известен);
• множество написаний азбуки, в двух вариантах: кратком (а б в г д е ж ѕ з и ї к л м н о п р с т ѹ ф х ц ч ш щ ѿ ) и полном (а б в г д е ж ѕ з и ї к л м н о п р с т ѹ ф х ц ч ш щ ѿ ъ ѣ ѫ ѭ ю ꙗ ѧ ѿ ), а также с перечислением названий букв (азъ бѹкы вѣдѣ глаголи …);
• тетралогия «От язычества к Христу» (условное названия Зализняка): неизвестные до сих пор тексты «Закон Моисеев», «Размаряющие и размиряющие», «Архангел Гавриил», «Закон Иисуса Христа»;
• фрагмент неизвестного текста «О скровенной церкви спасителя нашего Иисуса Христа в Лаодикии мирликийской и о Лаодикийской молитве господа нашего Иисуса Христа»;
• фрагмент неизвестного текста «Сказание апостола Павла о тайном патерике Моисеевом…»;
• фрагмент неизвестного текста «О прощении грехов наказание от Александра от рода лаодикийского…»;
• фрагмент неизвестного текста «Духовное наставление от отца и от матери к сыну»;
• запись «Въ лѣто ҂ѕ҃ф҃з҃ азъ мънихъ исаакии поставленъ попомъ въ сѹжъдали въ цръкъве свѧтаго александра арменина …» («В 6507 [то есть 999] году я, монах Исаакий, стал иеромонахом в Суздале , в церкви Св. Александра Армянина…»); сочетание ҂ѕ҃ф҃з҃ (число 6507) ещё много раз повторяется на бортиках кодекса, так что можно предполагать, что писец и есть тот самый монах Исаакий, тем более, что в его языке не обнаруживается типично новгородских черт.

Наличие неизвестных до сих пор сочинений среди «скрытых текстов» Новгородского кодекса было объяснено тем, что писец принадлежал к христианской общине (возможно, дуалистической , близкой к богомильству), которую победившая христианская («кафолическая», «всеобщая», «соборная») церковь провозгласила еретической, так что эти тексты после вытеснения секты больше не переписывались, и христианская церковь стерла из исторической памяти почти все следы существования этой ереси. Особенно показателен фрагмент из «Духовного наставления от отца и от матери к сыну»:

…Миръ естъ градъ въ немъ же отълѫчаѭтъ отъ цръкъве еретикы.
Миръ естъ градъ въ немъ же отълѫчаѭтъ отъ цръкъве чловѣкы неразѹмъны.
Миръ естъ градъ въ немъ же отълѫчаѭтъ отъ цръкъве чловѣкы непокоривы.
Миръ естъ градъ въ немъ же отълѫчаѭтъ отъ цръкъве чловѣкы непорочъны.
Миръ естъ градъ въ немъ же отълѫчаѭтъ отъ цръкъве чловѣкы невиновъны.
Миръ естъ градъ въ немъ же отълѫчаѭтъ отъ цръкъве чловѣкы непрѣломъны.
Миръ естъ градъ въ немъ же отълѫчаѭтъ отъ цръкъве чловѣкы недостоины такоѩ кары.
Миръ естъ градъ въ немъ же отълѫчаѭтъ отъ цръкъве чловѣкы недостойны такого отълѫчения.
Миръ естъ градъ въ немъ же отълѫчаѭтъ отъ цръкъве чловѣкы прѣчистыѩ вѣры.
Миръ естъ градъ въ немъ же отълѫчаѭтъ отъ цръкъве чловѣкы достоины хвалы.
Миръ естъ градъ въ немъ же отълѫчаѭтъ отъ цръкъве чловѣкы достоины прославления.
Миръ естъ градъ въ немъ же отълѫчаѭтъ отъ цръкъве чловѣкы неотъстѫпъны отъ правыѩ вѣры х҃совы. …

Существует также версия (А. А. Алексеев), что скрытые тексты данной книги (или по крайней мере их часть) не связаны с серьёзной идеологией, а представляют собой особую литературную игру, образцы которой известны в западноевропейской монашеской письменной культуре (лат. joca monachorum ). В таком случае, по утверждению автора версии, речь должна идти об очень высоком уровне славянской книжной культуры, способной на такие игры.

Примечания

Литература

• Алексеев, А. А. О новгородских вощёных дощечках начала XI в. / А. А. Алексеев // Русский язык в научном освещении. - 2004. - № 2 (8). - С. 203-208.
• Бобрик, М. А. «Закон Моисеев» из Новгородского кодекса: материалы к комментарию / М. А. Бобрик // Russian Linguistics . International Journal for the Study of the Russian Language. Vol. 28. - Dordrecht, 2004. - Issue 1 (February). - P. 43-71.
• Зализняк, А. А. Азъ архангѣлъ Гавриилъ пишѭ молитвѫ / А. А. Зализняк // Русистика · Славистика · Лингвистика. Festschrift für Werner Lehfeldt zum 60. Geburtstag. - München, 2003. - С. 296-09.
• Зализняк, А. А. Древнейшая кириллическая азбука / А. А. Зализняк // Вопросы языкознания . - 2003. - № 2. - С. 3-31.
• Зализняк, А. А. Лексика «Тетралогии» из Новгородского кодекса / А. А. Зализняк // Russian Linguistics . International Journal for the Study of the Russian Language. Vol. 28. - Dordrecht, 2004. - Issue 1 (February). - P. 1-28.
• Зализняк, А. А. Новгородская псалтырь начала XI века - древнейшая книга Руси / А. А. Зализняк, В. Л. Янин // Вестник Российской академии наук . Т. 71. - 2001. - № 3. - С. 202-209.
• Зализняк, А. А. Новгородский кодекс первой четверти XI в. - древнейшая книга Руси / А. А. Зализняк, В. Л. Янин // Вопросы языкознания . - 2001. - № 5. - С. 3-25.
• Зализняк, А. А. Проблемы изучения Новгородского кодекса XI века, найденного в 2000 г. / А. А. Зализняк // Славянское языкознание. XIII Международный съезд славистов. Любляна, 2003 г. Доклады российской делегации. - Москва, 2003. - С. 190-212.
• Зализняк, А. А. Тетралогия «От язычества к Христу» из Новгородского кодекса XI века / А. А. Зализняк // Русский язык в научном освещении. - № 2 (4), 2002. - С. 35-56.
• Соболев, А. Н. Новгородская псалтырь XI века и её антиграф / А. Н. Соболев // Вопросы языкознания . - 2003. - С. 113-143.
• Станчев, К. По поводу Новгородской Псалтыри на воске, найденной в 2000 году / К. Станчев // Russica Romana. - Pisa ; Roma, 2004. - Anno 11. - P. 185-198.
• Толстая, С. М. Структура текста «Тетралогии» из Новгородского кодекса // Russian Linguistics . International Journal for the Study of the Russian Language. Vol. 28. - Dordrecht, 2004. - Issue 1 (February). - P. 29-41.

Благовещенский кондакарь

Благовещенский кондакарь (Нижегородский кондакарь) - славянский рукописный сборник кондаков, созданный в конце XII - начале XIII веков. Является важным источником по истории русской домонгольской гимнографии и церковной музыки.

Рукопись была найдена в XVIII веке в нижегородском Благовещенском монастыре по которому и получила оба своих названия. Не исключают, что кондакарь мог быть написан именно для этого монастыря. Вначале она находилась в библиотеке Святейшего Синода, а в 1860 году поступила в собрание Императорской публичной библиотеки (современная Российская национальная библиотека) где хранится по настоящее время. В 1970-е годы лист из собрания слависта В. И. Григоровича, хранящийся в Одесской государственной научной библиотеке, был идентифицирован как часть Благовещенского кондакаря. Происхождение этого листа однозначно не установлено, он был приобретён Григоровичем либо в Вятке либо в Казани. Научное исследование кондакаря началось с середины XIX века, было выпущено два его факсимильных издания.

Рукопись написана на пергамене, состоит из 132 листов (включая хранящийся в Одессе), некоторые листы утрачены, также рукопись не имеет окончания. Над её созданием работали 3 или 4 писца, текст написан уставом. Украшает рукопись заставка и инициалы тератологического типа, выполненные киноварью и чернилами.

Благовещенский кондакарь кроме кондакарных песнопений включает в себя также и песнопения знаменного осмогласия, записанные крюковой нотацией. Сборник включает кондаки минейного и триодного циклов за период с 1 сентября до Недели всех святых, ипакои и кондаки воскресные, полиелей, асматик на 8 гласов, светильны и стихиры евангельские. Среди прочих в Благовещенском кондакаре присутствуют песнопения на дни памяти первых русских святых - Бориса и Глеба и преподобному Феодосию, игумену Киево-Печерского монастыря.

Богомилы

Богоми́лы - название антиклерикального движения X-XV веков, которое появилось на Балканах (Болгария) и оказало влияние на французских катаров. Богомилы представляли собой многочисленную и весьма влиятельную партию в Болгарском царстве. Проповедник X века Богомил стал главным распространителем в Болгарии дуалистического (добро и зло существуют от вечности) учения гностического происхождения. Самые ранние сведения о богомилах находятся в книге «Беседа против богомилов» Козьмы Пресвитера (X век).

В Средние века богомильство распространилось на всю Европу, превратившись в общеевропейское христианское движение, получив другие названия:

в славянских и греческих сочинениях: манихеи, мессалиане, евхиты, «армяне» (учение армян) и павликиане, а также «фунданты» (фундагиагиты), «бабуны» (по горному хребту Бабуна и одноимённой реке), в Боснии - патарены;

на Западе: в Италии - манихеи, публикане (павликиане), патарены; в Германии - катары; в Южной Франции - альбигойцы (или «текстаранты»; от tissarands, ткачи).

Выголексинский сборник

Выголе́ксинский сборник - славянская рукопись XII века галицко-волынского происхождения. Находится в собрании Российской государственной библиотеки.

Галицкое Евангелие

Галицкое Евангелие - рукописное Евангелие 1144 года, древнейшая из точно датированных славянских рукописей Евангелия-тетр (четвероевангелия). Находится в собрании Государственного исторического музея.

Добрилово Евангелие

Добрилово Евангелие - древнерусская кириллическая иллюминированная рукопись Евангелия-Апракос, созданная в 1164 году. Одна из немногих точно датированных русских рукописей.

Евгениевская псалтирь

Евгениевская псалтирь - древнерусская пергаменная рукопись XI века, представляет собой частично сохранившийся текст Псалтири с толкованиями псевдо-Афанасия Александрийского. Рукопись получила название по имени первого владельца - архиепископа новгородского Евгения Болховитинова, который обнаружил её в Юрьевом монастыре.

Объём сохранившейся части рукописи - 20 листов, два из которых ныне хранятся в собрании Библиотеки Академии наук (шифр 4.5.7), а основная часть - в Российской национальной библиотеке (шифр Погод. 9).

Загородский конец

Загородский конец - один из пяти концов (районов) древнего Новгорода.

Златоструй

Златоструй - книга на старославянском языке, содержащая в себе (в наиболее полной редакции) 136 статей, выбранных из творений Иоанна Златоуста.

Златоструй составлен в Болгарии, при царе Симеоне I (в IX веке), но до настоящего времени неизвестно: по греческому ли подлиннику творений Златоуста, или же из готовых славянских переводов из него, и сам перевод сделан ли именно Симеоном, или современным Симеону Иоанном Экзархом, или каким-либо неизвестным лицом, или, наконец, целой корпорацией переводчиков.

В выборе статей в Златоструе видно приспособление его к потребностям времени (слова о священстве внесены, по-видимому, в виде полемики против богомилов). В Златоструе находится известное знаменитое «Слово о злых женах и самовластных, и язычных, и богобойных», давшее материал для изображения женщины в «плаче Даниила Заточника» в повлиявшее на образование идей о женщине, развиваемых в «Домострое».

Златоструй не назначался для чтения в храмах при богослужении, а лишь для домашнего употребления, почему и содержащееся в нём учение о злых жёнах не должно считаться ученьем древнерусской церкви. Более древний список Златоструя (XII век) составляет драгоценнейший памятник языка; над его филологическим исследованием трудились Палаузов, Гильфердинг, Ягич, Срезневский, Калайдович, Строев и др. Специальная монография о нём - профессора Малинина (в приложении к «Трудам Киевской Духовной Академии», 1880).

Изборник Святослава

«Изборники» 1073 и 1076 годов - одна из самых древних сохранившихся (наряду с «Остромировым евангелием» и «Новгородским кодексом») древнерусских рукописных книг. Изборники были составлены для великого князя Святослава Ярославича двумя переписчиками, одним из которых был Иоанн-дьяк, имя второго неизвестно. Изборник 1073 г. найден в 1817 г. в Новоиерусалимском монастыре экспедицией К. Ф. Калайдовича и П. М. Строева, хранится в Государственном историческом музее (Синодальное собрание, № 1043).

Остромирово Евангелие

Остроми́рово Ева́нгелие - древнейшая рукописная книга Киевской Руси, написанная в середине XI века. Ценнейший памятник старославянского языка русского извода. Рукопись хранится (с 1806 года) в Российской национальной библиотеке (шифр F.п. I.5.).

Пандекты Антиоха (рукопись)

Пандекты Антиоха - древнерусская пергаменная рукопись XI века из Воскресенского собрания ГИМ (шифр: Воскр. 30 перг.). Содержит текст древнеболгарского перевода компилятивного назидательного сочинения палестинского монаха VII века Антиоха Черноризца (греч. Πανδέκτης τῆς ‛αγίας γραφῆς). Рукопись была обнаружена К. Ф. Калайдовичем в библиотеке Воскресенского Ново-Иерусалимского монастыря в 1822 г. и в 1907 г. была передана в Синодальную библиотеку.

Плотницкий конец

Плотницкий конец или «Плотники» - один из пяти концов (районов) древнего Новгорода.

Полоцкое Евангелие

Полоцкое Евангелие - евангелие-апракос, рукопись XII века. Сохранилось 170 листов.

Русская графика

Русская графика

Славенский конец

Славе́нский конец - один из пяти концов (районов) древнего Новгорода. В раннее время - один из трёх, с Неревским и Людиным, древнейших концов, на основе которых в последующем сформировался город.

Старославянский язык

Старославя́нский язы́к (словѣньскъ ѩзыкъ) - первый славянский литературный язык, основанный на диалекте славян, живших в IX веке в окрестностях города Солунь (восточная группа южнославянской ветви праславянского языка). Письменность разработана в середине IX века братьями-просветителями Кириллом и Мефодием. В IX-XI веках являлся литературным языком большинства славянских народов и оказал влияние на формирование многих молодых тогда славянских языков. В качестве алфавита для старославянского языка использовались глаголица и кириллица. С самого начала старославянский был языком книжно-литературным и никогда не использовался в качестве средства бытового общения.

К концу X века, под влиянием других славянских языков, претерпел изменения, и рукописи, написанные позже этого периода, считаются написанными уже на церковнославянском языке. Старославянский язык, основанный лишь на одном из диалектов восточной группы южнославянской ветви славянских языков, не следует путать с праславянским языком, более древним языком, ставшим основой для всех славянских языков.

Учительное евангелие

«Учительное Евангелие» - сборник извлечений и сокращений из бесед Иоанна Златоуста, Кирилла Александрийского и других авторов на воскресные евангельские чтения, составленный, по-видимому, Константином Преславским в конце IX века.

Чудовская псалтирь

Чудовская псалтирь - древнерусская пергаменная рукопись XI века из Чудовского собрания ГИМ (шифр: Чуд. 7). Содержит текст древнеболгарского перевода псалтири с толкованиями Феодорита Кирского. Рукопись названа по Чудову монастырю, на принадлежность которому указывают сохранившиеся владельческие записи XIX века.

Юрьевское Евангелие

Юрьевское Евангелие - Евангелие апракос, рукопись XII века, памятник древнеславянского языка.

Евангелие написано на 231 листах пергамена чёрным уставным письмом в два столбца. За чтением по неделям приложен синаксарь. Рукопись украшена заставками и буквицами с зооморфными и антропоморфными мотивами, выполненными киноварью. Рисунок некоторых буквиц связан по смыслу с текстом, который они предваряют. На фронтисписе Евангелия киноварью изображён храм без крестов в окружении птиц и зверей. В 1858 году Евангелие было переплетено без обреза страниц в малиновый бархат с серебряными накладками.

И. Срезневский, обнаруживший в 1858 году отметку писца, определил время создания Евангелия 1120-1128 годами. Согласно ей, Юрьевское Евангелие было написано «угринцем» (венгром) Фёдором по заказу игумена Новгородского Юрьевского монастыря Кириака. В 1661 году Евангелие было передано в Новоиерусалимский монастырь Патриархом Никоном, о чём свидетельствует вкладная надпись с 1 по 16 страницу рукописи. Юрьевское Евангелие описал и сравнил с другими древнеславянскими рукописями Воскресенской библиотеки архимандрит Амфилохий, бывший настоятелем Новоиерусалимского монастыря в 1858 - 1860 годах. В 1862 году Евангелие было передано в Синодальную библиотеку. Из неё в 1920 году поступило в собрание ГИМа под номером Син. 1003.

Ежегодно открываемые в процессе раскопок древности Великого Новгорода не перестают поражать воображение. Новгородская археологическая экспедиция, основанная А.В. Арциховским в 1932 г., работает почти 70 лет, но не было полевого сезона, результаты которого не ставили бы новые, подчас совершенно неожиданные проблемы. С момента обнаружения первых берестяных грамот в 1951 г. расширение научной программы экспедиционных работ базируется на нерасторжимом единстве вещественных и письменных источников. Среди последних вновь открываемые берестяные тексты персонифицировали исследуемые жилые комплексы X-XV вв. открыв нам имена владельцев и прочих жителей древних усадеб.

Начиная с 1973 г. раскопочные работы были сосредоточены в Людином конце Софийской стороны, на раскопе, получившем название "Троицкого" по расположенной по соседству средневековой церкви. К концу полевого сезона 2000 г. исследованная площадь этого раскопа превысила 6000 м 2 Здесь вскрыты многоярусные мостовые трех древних улиц - Черницыной, Пробойной и Ярышевой - и изучены древности 14 усадеб. В последние 6 лет главным объектом исследования стала усадьба "Е" (руководит этими работами А.Н. Сорокин), резко отличающаяся от соседних дворов громадными размерами. Ее площадь около 1200 м 2 , что вдвое, а порой втрое превосходит площадь соседних весьма элитарных усадеб. Раскопками 1998 и 1999 гг. было выяснено, что усадьба "Е" имела не жилое, а общественное назначение. Во второй-четвертой четвертях XII в. здесь размещался "сместной" суд князя и посадника , а во второй трети XI - первой четверти XII вв. усадьба "Е" служила местом, куда стекались государственные доходы Новгорода и где они распределялись по принадлежности статьям бюджета .

Сезон 2000 г. начался приятной неожиданностью. В слое, относящемся к первой трети XI столетия, был обнаружен небольшой лист бересты, на обеих сторонах которого процарапаны изображения человеческих фигур. Изображение на одной стороне опознается как образ Иисуса Христа. Фигура на другой стороне обозначена хорошо читаемой надписью "Варвара" и стоящей перед ней буквой "А" в кружке, что является привычным сокращением греческого слова "святой" (АГIOС ). Образ св. Варвары передан в полном соответствии с каноном: святая в короне держит в руке мученический крест.

Изображение св. Варвары на бересте. Под изображением процарапана дата - 1029 г.

Находка сразу же породила проблему. Усадьба "Е", где она была обнаружена, находится на древней Черницыной улице, которая получила свое название от некогда расположенного на ней девичьего монастыря св. Варвары. Разумеется, в первой трети XI в. никакого монастыря здесь быть еще не могло: самые ранние монастыри на Руси возникают лишь во второй половине XI в., а новгородский Варварин монастырь впервые упомянут в летописи под 1138 г., то есть более чем на 100 лет позднее нашей находки. Оказывается, св. Варвара особенно почиталась на славянском побережье южной Балтики, а именно оттуда в Новгород пришли первые славянские поселенцы, потомки которых и в дальнейшем не теряли связей со своей прародиной. Св. Варвару считали покровительницей рыбаков и мореходов. Отметим, что в тех слоях, где обнаружена эта находка, предметы, связанные с рыболовством, встречаются в изобилии.

И еще одна любопытная деталь. Под изображением св. Варвары на бересте процарапана дата, читаемая как 6537 г. (от сотворения мира), что соответствует 1029 г. н.э. Первая, третья и четвертая цифры переданы славянскими знаками, а вторая, по предположению С.Г. Болотова, - латинским знаком. Значит, изобразил св. Варвару человек, который затруднился передать обозначающее 500 число по-славянски, но знал, как его пишут в соответствии с западной традицией. Можно полагать, что принесенное в Людин конец Новгорода из южной Балтики почитание св. Варвары оказалось столь прочным, что спустя несколько десятилетий после 1029 г. в ее честь именно здесь был основан монастырь.

Но главное событие сезона было впереди. 13 июля 2000 г. на Троицком-XII раскопе из напластований первой четверти XI в. была извлечена уникальная находка - древняя книга (кодекс) с текстом, написанным по воску. Кодекс представляет собой триптих: он состоит из трех деревянных (липовых) дощечек размером 19х15х1 см. Каждая дощечка имеет прямоугольное углубление (15 х 11.5 см), залитое воском; на средней дощечке такие углубления сделаны с двух сторон. Таким образом, кодекс содержит четыре восковых страницы, так называемые церы. Внешние стороны первой и последней дощечек играют роль "обложек" кодекса. У дощечек есть на краях отверстия, в которые вставлены деревянные штыри для соединения их в единый комплект.

Хорошо известно, что церы - навощенные дощечки - широко употреблялись для письма в древних Греции и Риме, а также в средневековой Западной Европе. Иногда соединялись в "кодекс" пять и более дощечек, образуя "полиптих", но чаще бытовали, как и в нашем случае, соединения трех дощечек - "триптихи" . Орудием письма на церах служили "стилосы" - металлические или костяные стержни, заостренные для писания по воску на одном конце и снабженные плоской лопаточкой для стирания написанного на другом. Иногда (в Италии, Румынии, Германии, Польше и других странах) находили кодексы с сохранившимся на воске текстом.

Первая страница Новгородской псалтыри, датируемой 988-1036 гг.

Что касается средневековой Руси, то в литературе долгое время существовало высказанное в 1928 г. мнение крупнейшего палеографа академика Е.Ф. Карского о том, что Русь не знала письма по воску. Это мнение стало сомнительным после многочисленных находок в Новгороде и других древнерусских городах стилосов (они на Руси назывались "писалами"). Такие инструменты (их в одном только Новгороде найдено около 250) имеют обязательную лопаточку, бесполезную для берестяного письма. Когда же стали находить в новгородских раскопках и сами церы, ошибочность мнения маститого палеографа была признана окончательно. Всего до 2000 г. обнаружено 12 цер, некоторые из них на обороте и на бортиках снабжены азбукой, что указывает на их использование в обучении письму. На одной цере сохранились остатки воска с фрагментами написанного. Все прежние находки имеют небольшой размер, будучи подобиями позднейших записных книжек .

К сожалению, кодекс в момент находки получил повреждение. Уже начатая и ныне продолжающаяся работа по его реставрации должна вернуть кодекс к состоянию, близкому к первоначальному. Исключительная сложность реставрации в данном случае связана прежде всего с тем, что невозможно сохранить оба элемента кодекса - дерево и воск, предварительно их не разделив.

Дело в том, что сохранность кодекса, пролежавшего в земле около 1000 лет, обеспечена тем, что его дощечки насквозь пропитаны влагой, в силу чего к ним не было доступа воздуха и, следовательно, отсутствовали условия жизнедеятельности микроорганизмов, вызывающих процессы гниения. Опыт стабилизации мокрой древесины древних деревянных изделий диктует использование полиэтиленгликолей для замещения вытесняемой ими влаги - процедура, требующая длительного использования термостатов и противопоказанная одновременной сохранности воскового покрытия цер. В мировой реставрационной практике задача, вставшая перед экспедицией, была беспрецедентной. И величайшим счастьем стало согласие В.И. Поветкина после долгих и мучительных колебаний приступить к операции предварительного перенесения воска новгородских цер на другую основу. В.И. Поветкин - художник и скульптор, обладающий многолетним опытом восстановления древних новгородских музыкальных инструментов по их ископаемым остаткам, добился в реставрации цер несомненного успеха.

Датировка кодекса определяется в первую очередь тем, что он лежал в полуметре от края и на 30 см ниже сруба, получившего надежную дендрохронологическую дату: 1036 г. Средняя скорость нарастания культурного слоя в Новгороде - около 1 см в год. Таким образом, наиболее вероятное время попадания кодекса в землю - первые 15-20 лет XI в. Для повышения надежности эти рамки следует слегка расширить: последние годы Х - первое 20-летие XI в. Понятно, что дата создания кодекса старше даты его потери, но, к сожалению, неизвестно, сколь велик был этот интервал. Нижней хронологической границей создания кодекса разумно считать крещение Руси в 988 г. О том, почему еще более ранняя датировка маловероятна, поговорим в дальнейшем.

В октябре 2000 г. в Лаборатории имени Ангстрема отделения ионной физики Университета Упсалы И. Посснерт произвел радиокарбонный анализ воска из данного кодекса. Основные результаты таковы: датирующий интервал, вычисленный с надежностью 68.2%, 860-1010 гг., с надежностью 95.4% 760-1030 гг. Эти результаты вполне совместимы со стратиграфическими данными и в особенности ценны для подтверждения верхних хронологических границ находки. В частности, они показывают, что в уже известном нам интервале между 988 г. (крещением Руси) и 1036 г. (абсолютной верхней границей находки) для датировки кодекса, безусловно, предпочтительна первая половина. Разумеется, следует учитывать, что между моментом "рождения" воска (который улавливается радиокарбонным анализом) и моментом его использования в кодексе в принципе могло пройти значительное время. Возможно, именно с этим обстоятельством связан тот факт, что радиокарбонный анализ указывает на X, а не на XI столетие как на наиболее вероятное время "рождения" нашего воска.

Таким образом, найдена древнейшая ныне известная книга древней Руси. Она как минимум на несколько десятилетий старше, чем самая ранняя датированная книга древней Руси - Остромирово евангелие 1056-1057 гг. Правда, некоторые недатированные книги Руси, традиционно относимые к XI в., как иногда предполагают, могут быть и несколько старше Остромирова евангелия, но к столь раннему времени, как новонайденный кодекс, ни одну из них не относят даже гипотетически.

Следует учитывать, что Остромирово евангелие - самая ранняя точно датированная книга не только Руси, но и всего славянского мира. Ни одна из старославянских книг не имеет даты в тексте. Все они датируются лишь по косвенным данным (палеографическим и лингвистическим) - обычно лишь с точностью до столетия. В частности, самые древние старославянские книги, писанные кириллицей, - Супрасльский кодекс и Саввина книга - традиционно датируются XI столетием, но даже и столь широкую датировку нельзя считать вполне гарантированной.

Понятно, сколь ценно то, что новонайденный кодекс датируется в интервале порядка четверти века. И эта дата такова, что наш кодекс оказывается самой ранней славянской книгой с относительно узким интервалом датировки. Более ранними славянскими датированными документами являются лишь некоторые древнеболгарские надписи Х столетия; но надписи - это существенно иная категория письменных памятников.

Основной текст кодекса состоит из двух псалмов: 75 и 76 (по традиционной православной нумерации). Перед нами часть псалтыри, а именно заключительные псалмы 10-й кафизмы.

Мы предлагаем именовать новонайденный памятник Новгородской псалтырью, подобно тому, как существуют, например. Синайская псалтырь или Болонская псалтырь (конечно, кодекс содержит не всю псалтырь, а лишь несколько псалмов, но таковы же и некоторые другие древние псалтыри, скажем, Евгениевская).

То, что древнейшей ныне известной книгой Руси оказалась именно псалтырь, со статистической точки зрения, неудивительно. В древней Руси псалтырь была самой распространенной книгой. Она служила не только для чтения и литургии, но и для обучения грамоте. Именно по ней из века в век одно за другим поколения русских людей учились читать (а у старообрядцев этот обычай сохраняется и поныне). Многие знали псалтырь целиком наизусть, а отдельные псалмы помнил едва ли не каждый.

В кодексе текст псалма 76 заканчивается немного ниже середины четвертой страницы. Далее идет пустое пространство в четыре-пять строк со следами затертого текста, после чего следуют шесть строк из псалма 67 (из стихов 4-6).

Вопрос о том, какую роль играли в кодексе строки из псалма 67, на первом этапе изучения памятника оставался неясным. Можно было предполагать, что эти строки составляли часть заключающей кафизму молитвы, но было непонятно, почему они начинаются с полуфразы. Разгадка пришла позднее, когда удалось установить, что затертый текст - это предшествующие стихи того же псалма 67, однако начало этого псалма оказалось под нынешним текстом псалма 76. Тем самым выяснилось, что нынешний текст написан поверх затертого прежнего текста, содержавшего псалом 67 (и предшествующие ему). Последний кусок прежнего текста писец оставил нестертым: для его новой записи "расчищенного" места уже хватало. Это значит, что писец не рассматривал данный кодекс как окончательно изготовленную книгу, которую остается лишь поставить на полку. Это была для него как бы книга "с бегущим текстом", функциональный аналог грифельной доски.

Может быть, перед нами просто ученические упражнения, состоявшие в том, чтобы последовательно списывать одну часть псалтыри за другой? Но такая версия должна быть немедленно отвергнута: почерк и весь характер письма неоспоримо свидетельствуют о том, что его писал опытный мастер. Его рука безупречно тверда, каждая буква имеет чрезвычайной устойчивое начертание, почти как в печатных книгах, - это первейший признак каллиграфического мастерства. Если перед нами все же инструмент учебного процесса, то он писан рукой учителя.

Естественно предположить, что это был южнославянский книжник, который прибыл на Русь, еще совсем недавно принявшую христианство, с миссионерской целью. Однако тщательное изучение написанного им текста приводит к неожиданному выводу: писал не болгарин и не серб, а русский! * Этот вывод вытекает из того, что, списывая со старославянского оригинала, писец Новгородской псалтыри, несмотря на высокую тщательность его работы, все же допустил несколько ошибок, причем таких, какие мог сделать только человек, чьим родным языком был древнерусский.

* Разумеется, в широком смысле этого термина, охватывающем в применении к древней эпохе всех восточных славян.

Так, вместо стоявшего в оригинале где буква передает свойственный древнеболгарскому языку звук (носовое о , как во французском bon ), он написал , где   передает звук [у] - такой же, как в современном русском слове оружие , аналогичным образом, например, вместо - смутились он написал   . Далее, например, вместо - твои (ж. род), - где буква передает ([ j ] + носовое е , как во французском bien ), он написал , где передает . Причина здесь в том, что в древнерусском языке конца Х - начала XI в. уже не было носовых гласных. Праславянские носовые гласные к этому времени в древнерусском языке уже изменились, а именно, дало [у] а [e ] дало [а] (со смягчением предшествующей согласной); между тем в южнославянских языках той эпохи носовые гласные в одних случаях просто сохранялись, в других изменялись, но иначе чем в древнерусском. Приведенные написания -это просто запись живого русского произношения соответствующих слов. Разумеется, с точки зрения писца это были именно ошибки, результат временного ослабления внимания, как, скажем, написание гара вместо гора в наше время; поэтому они встречаются лишь изредка на фоне в целом орфографически правильного распределения соответствующих букв.

Заметим, что точно такое же спорадическое смешение букв для носовых и неносовых гласных наблюдается в Остромировом евангелии и других древнейших рукописях русского происхождения. Это одна из их наиболее характерных особенностей.

Установив происхождение писца, мы должны вернуться к вопросу о нижней хронологической границе создания кодекса. Если фигура христианина-болгарина для эпохи, предшествующей крещению Руси, достаточно естественна, то представить себе в эту эпоху опытного русского писца-христианина неизмеримо труднее. Всерьез рассматривать гипотезу о том, что наш кодекс (который написан именно таким писцом) создан до крещения Руси, можно было бы только в том случае, если бы отнесение его к более позднему времени почему-либо сталкивалось с большими трудностями. Поскольку в данном случае таких трудностей нет, естественно относить кодекс ко времени после крещения, причем добавить к этой дате как минимум несколько лет, необходимых для того, чтобы русский ученик превратился в опытного писца. Таким образом, наиболее вероятной нижней хронологической границей создания кодекса следует признать начало 990-х годов. В целом же памятник должен быть датирован началом 990 - концом 1010-х годов (причем наиболее вероятны конец Х - первое десятилетие XI в.).

Итак, Новгородская псалтырь - самый ранний памятник церковнославянского языка русского извода. Написавший ее мастер почти наверное был свидетелем крещения Руси в 988-990 гг. Скорее всего, он был в это время еще мальчиком. Можно представить себе даже, что он был из тех детей, которых сразу после крещения Руси отдали в книжное учение и по которым матери "плакали как по мертвецах". Поразительно, как быстро из этого первого поколения грамотных русских людей смог выйти столь опытный книжный мастер.

Важнейшая особенность графики Новгородской псалтыри состоит в том, что вместо двух разных букв - ъ и ь - употребляется только одна, ъ . Это так называемая одноеровая графическая система, известная до сих пор на Руси лишь по нескольким фрагментам книжных памятников XI в. и некоторым надписям, а также по части берестяных грамот XI - первой половины XII в. В отличие от большинства других книжных памятников, в Новгородской псалтыри одноеровая графическая система проведена со 100%-ной последовательностью. Графика Новгородской псалтыри свидетельствует о том, что, вопреки традиционным представлениям, в начальный период русской письменности одноеровая система играла весьма существенную роль. Лишь позднее, во второй половине XI столетия (как раз к этой эпохе относятся почти все известные до сих пор древнерусские памятники XI в.), одноеровая система была почти полностью вытеснена (по крайней мере в книжном письме) двуеровой, то есть обычной для всей последующей русской письменности.

Становится ясно, что даже Остромирово евангелие, которое традиционно рассматривается как отражение "младенческого" состояния русской письменности, в действительности отражает уже значительно продвинутый этап ее развития, а именно этап, когда в практике книжного русского письма уже решительно было отдано предпочтение той из двух пришедших извне графических систем, которая лучше соответствовала древнерусской фонологической системе. Заметим, что берестяные грамоты, сохраняющие в силу своего общего консерватизма одноеровую систему дольше, чем все другие источники, оказались в очередной раз носителями древнейших особенностей русской письменности.

Весьма интересен вопрос о том, был ли кодекс написан в самом Новгороде или его привезли, например, из Киева. К сожалению, однозначных лингвистических признаков новгородского или киевского происхождения писца в тексте нет. Можно лишь отметить, что в тексте нет характерного для Новгорода смешения ц и ч (то есть следов так называемого цоканья). В тексте имеется, правда, любопытная ошибка: вместо , которая в принципе могла бы быть проявлением характерного для псковских говоров смешения [с"] и [ш]. Однако в памятнике, где нет смешения ц и ч , единичное написание такого рода осторожнее все же расценивать как ошибку под влиянием привычного сочетания (например, в силу контаминации с близким по смыслу).

Текст кодекса представляет исключительный интерес и с точки зрения палеографии. Ведь, как мы уже говорили, почти все древнейшие рукописи не имеют даты. Палеографы датируют такие рукописи исключительно на основе их сравнения

с немногочисленными датированными. И вот перед нами новый памятник с достаточно "узкой" датой, причем самой ранней из имеющихся ныне (если не считать надписей). Понятно, что теперь именно Новгородская псалтырь станет новой точкой отсчета для палеографических оценок и, возможно, приведет к пересмотру многих из них.

Оказалось, что Новгородская псалтырь обнаруживает определенные палеографические сходства как с книжными памятниками XI в., писанными на пергамене, так и с древнейшими берестяными грамотами. При этом, однако, нет полного совпадения ни с теми, ни с другими, то есть письмо на воске обладало и определенной палеографической спецификой. Характерно, что в ряде пунктов, где Новгородская псалтырь расходится по палеографии с рукописями XI в. на пергамене (например, в начертании буквы Р ), она вполне сходна с древнеболгарскими надписями Х в. Кодекс позволил также понять, откуда взялись палеографические отличия берестяного письма от книжного, которые отмечаются с самого начала письменной эпохи, то есть уже в берестяных грамотах XI в. Оказалось, что, по крайней мере в части случаев, эти черты "унаследованы" от письма на воске.

Интересные результаты сулит текстологическое сравнение Новгородской псалтыри с другими древнейшими и более поздними псалтырями. Для полного осуществления этой работы потребуется длительное время, но уже сейчас можно сказать, что, во-первых, текст Новгородской псалтыри не совпадает полностью ни с одной из других известных псалтырей, во-вторых, в нем в большинстве случаев выступают варианты, свойственные самым древним спискам псалтыри, в-третьих, в целом ряде пунктов в нем обнаруживаются те варианты, которые характерны для псалтырей, писанных именно на Руси (как древнейших, так и более поздних).

Текст на воске сохранился в Новгородской псалтыри столь превосходно, что его чтение не составляет особого труда. Но некоторые фрагменты растрескавшегося воска утрачены, и пришлось искать способы как-то восполнить образовавшиеся по этой причине лакуны. В ходе дополнительного обследования памятника удалось установить, что, помимо хорошо видимого текста на воске, кодекс содержит также некоторые следы других текстов, правда, столь слабые, что в течение первых недель работы над памятником они вообще не были замечены. Все эти тексты написаны тем же почерком, что и основной текст на воске.

Выше уже говорилось о следах затертого прежнего текста, слегка различимого на пустых участках воска, а также между буквами нынешнего текста. Помимо этого выяснилось, что имеются следы надписей, процарапанных на верхних и нижних частях деревянных рамок, которые служат как бы полями для восковых табличек. Правда, дерево здесь очень сильно истерто, так что от букв сохранились лишь некоторые едва различимые штрихи. Весьма трудная работа по выявлению этих штрихов привела, однако, к успеху: удалось прочесть надписи на шести участках этих рамок.

Открылся связный текст, переходящий с верхнего поля на нижнее и с одной страницы на другую. Это оказались указания о предназначении данной книги, плавно переходящие в слова высокого поэтического достоинства о благе чтения псалтыри. Вот этот текст в несколько осовремененной форме (но с сохранением ряда древних выражений) *: "Псалтырь без чина службы и без всех часов **, без отпевания душ, без от себя прогнания всех *** людей, без отлучения алчущих знания. Сия книга псалтырь - сиротам и вдовицам утешение мирное, странничкам недвижимое море, детям рабов неосуждаемое деяние".

* Таким же условным способом - промежуточным между прямым цитированием и переводом - мы передаем ниже и прочие тексты кодекса.

** Часы - церковная служба, совершаемая в определенные часы четыре раза в день.

*** То есть, каких бы то ни было.

Нет сомнения, что эти слова не сочинены писцом, а списаны с некоторого образца. Фраза "странничкам недвижимое море" с очевидностью выдает византийское происхождение текста: только в морской стране быть странником означает путешествовать по морю. Но прямого аналога всего этого текста пока еще ни в славянских, ни в византийских источниках не найдено.

Дальнейший важный шаг в исследовании памятника состоял в том, что были обнаружены слабые отпечатки букв на деревянной подложке восковых табличек: давление от писала, врезывающегося в слой воска нередко почти на всю его глубину, создавало в мягком дереве вмятины; в некоторых случаях оставались даже легкие царапины. Но выявление этих отпечатков еще сложнее, чем чтение истершихся надписей на дереве. Помимо трудности, связанной с тем, что сами отпечатки едва заметны, здесь встает проблема разделения разных записей, наложившихся друг на друга. Эти трудности столь значительны, что надежно прочитать все прежние записи кодекса, по-видимому, невозможно. Однако они все же не настолько велики, чтобы оправдать полный отказ от попыток восстановить эти записи хотя бы частично и хотя бы с некоторыми элементами гипотетичности.

Крайне трудоемкая и чрезвычайно медленная работа по распознаванию и распутыванию отпечатков букв на дереве уже дала некоторые важные результаты. Прежде всего удалось восполнить большинство лакун в основном тексте кодекса, возникших из-за утраты кусочков воска.

Далее, внизу каждой страницы кодекса, ниже текста псалмов, обнаружились следы следующей формулы: "Пойте, пойте по два раза, славьте Бога". По правдоподобному предположению А.А. Турилова, - это не что иное, как древний вариант перевода той же ритуальной формулы, которая в обычном православном богослужении имеет вид "Аллилуйя, аллилуйя, слава тебе. Боже". Если это так, то перед нами уникальное свидетельство того, что на древнейшем этапе истории русской церкви еще могли сосуществовать варианты перевода даже основных ритуальных формул. Важную особенность найденной формулы составляет то, что в ней выступает слово разъ . Дело в том, что это древнерусское слово отсутствует в старославянском (равно как и в современных южнославянских языках).

По-старославянски было бы сказано, но никак не. Это значит, что использованная в кодексе формула возникла на русской почве.

Удалось прочесть также, хотя и без полной надежности, по крайней мере, некоторые части тех псалмов, которые были записаны в кодексе прежде его нынешнего текста. В ходе этой работы постепенно выяснилось, однако, что писец заполнял восковые страницы текстом не два раза, как представлялось на более раннем этапе исследования, а значительно больше. Было установлено, в частности, что в числе прежних текстов кодекса имелись и некоторые псалмы из первой кафизмы, то есть из самого начала псалтыри. В далеко еще не законченной работе над памятником этот его аспект подлежит дальнейшему тщательному изучению.

Самым важным результатом работы по распознанию отпечатков на дереве оказалось открытие неизвестного доныне исключительно важного текста, который был помещен в нашей псалтыри перед самими псалмами и служил, таким образом, вступлением ко всей книге. Этот текст, длиной в одну страницу, отчетливо делится на три части.

Первая часть - короткое вступление. Оно начинается словами: "Закон да познаешь христианского наказания". Слово наказание, разумеется, выступает здесь в своем древнейшем значении: "наставление", "поучение", "учение" . Закон -здесь "канон", "основной принцип", "первооснова". В соответствии с этой формулой весь новонайденный текст уместно назвать "Закон христианского наказания". Следующая фраза: "Я наставлен во спасение наставлением неземных словес". Вопрос о том, кто именно говорит здесь от первого лица, допускает несколько разных ответов. Судя по дальнейшему тексту, перед нами, скорее всего, слова, которые должен повторить за проповедником новообращенный; в этом случае принципиальная структура текста оказывается такой же, как в Символе веры (молитве "Верую") и в присягах.

Вторая часть - изречения, в конце которых сказано: "Таковы слова Иисуса Христа". Все они начинаются с "аз есмь": "Аз есмь тайна несказанная"; "Аз есмь истина и закон и пророки"; "Аз есмь истина и путь и стезя" и другие. Таких изречений десять, но большинство из них повторяется (через одну-две строки или даже подряд), так что получается 22 фразы. Нагнетающееся повторение одних и тех же или сходных формул создает впечатление магического заклинания.

Последняя часть - это вкладываемое в уста новообращенному язычнику торжественное заявление об отказе от идолослужения и преданности учению Христа: "Да будем работниками ему (Иисусу Христу), а не идольскому служению. От идольского обмана отвращаюсь. Да не изберем пути погибели. Всех людей избавителя Иисуса Христа, над всеми людьми приявшего суд, идольский обман разбившего и на земле святое свое имя украсившего, достойны да будем". Фразы, построенные в первом лице множественного числа ("да будем..." и т.д.), могли бы исходить и от проповедника, обращающегося к своим слушателям; но единственное число в "отвращаюсь" показывает, что перед нами слова, которые должен произнести новообращенный.

Ни в славянских, ни в византийских источниках до настоящего момента данного текста не обнаружено. Ясно, что перед нами сочинение, обращенное к людям, стоящим еще лишь на пороге принятия новой веры или к принявшим ее совсем недавно и еще во многом связанных с язычеством. Вероятно, заклинательное звучание настойчиво повторяющихся формул было призвано прямее воздействовать на эмоциональный настрой язычников, нежели догматическое содержание проповеди.

Существенно, что из изречений, приписываемых здесь Христу, лишь некоторые содержатся в канонических евангелиях. Прочие, несомненно, восходят к апокрифической литературе. Возможно, именно поэтому данное сочинение не закрепилось в церковной традиции и со временем было предано забвению. Перед нами открывается, таким образом, доныне неизвестная глава из самого начального периода распространения христианства на Руси.

Итак, новооткрытый памятник - это самая древняя из дошедших до нас книг древней Руси, самая ранняя из удовлетворительно датированных славянских книг. Она, несомненно, займет почетное место в истории русской письменности и культуры и привлечет к себе пристальное внимание специалистов многих наук - историков, археологов, лингвистов, палеографов, текстологов.

ЛИТЕРАТУРА

1. Янин B.Л., Зализняк А.А. Новгородские берестяные грамоты из раскопок 1998 года // Вестник РАН. 1999. № 7.

2. Янин B.Л. У истоков новгородской государственности // Вестник РАН. 2000. № 8.

3. Рыбина Е.А. Церы из раскопок в Новгороде // Новгород и Новгородская земля. Вып. 8. Новгород, 1994.

Проблемы изучения Новгородского кодекса XI века , найденного в 2000 г.

Зализняк А. А. Проблемы изучения Новгородского кодекса XI века, найденного в 2000 г. // Славянское языкознание. XIII Международный съезд славистов. Любляна, 2003 г. Доклады российской делегации. М., 2003. С. 190-212.

Статья в оригинале приложена к книге "Древненовгородский диалект" (в описи А №265). Здесь все цитаты даны в упрощённом виде "гражданским" шрифтом с раскрытием сокращений и заменой фонем на ближайшие.

13 июля 2000 г. в ходе археологических раскопок в Новгороде, ведущихся под руководством В.Л.Янина, из напластований 1-й четверти XI века была извлечена уникальная находка - кодекс (триптих) из трех навощенных дощечек с сохранившимся на воске текстом. Четыре внутренние поверхности, покрытые воском, служат страницами кодекса, две внешние - обложками.

Датировка кодекса 1-й четвертью XI века определяется археологически, и с ней хорошо согласуется результат радиоуглеродного анализа воска (полученный в ноябре 2000 г. в лаборатории имени Ангстрема отделения ионной физики университета Упсалы И. Посснертом, которому мы приносим глубокую благодарность): при уровне надежности в 68,2 % основной из возможных датирующих интервалов (на который приходится 84 % вероятности) - 980-1050 гг. (т. е. 1015 ± 35).

Таким образом, это древнейшая ныне известная книга древней Руси. Она на несколько десятилетий старше, чем самая ранняя датированная книга древней Руси-Остромирово евангелие 1056-1057 гг. Если же учесть, что древнейшие старославянские памятники не датированы, Новгородский кодекс оказывается самой ранней славянской книгой с относительно узкой датой.

Судя по износу дерева, кодекс был в употреблении долгое время, прежде чем был потерян (по оценке В. И. Поветкина, не менее двух-трех десятилетий).

Кодекс содержит два рода текстов: 1) основной текст (два псалма)- легко и надежно читаемый (за вычетом отдельных букв) текст на воске; 2) «скрытые» тексты (псалмы и другие сочинения религиозного содержания) - восстанавливаемые с чрезвычайным трудом и без полной надежности; это тексты, непосредственно процарапанные по дереву или сохранившиеся в виде слабых отпечатков на деревянной подложке воска, возникавших при письме по воску. Общая длина скрытых текстов во много раз больше, чем длина основного текста.

Почерк единый во всем кодексе.

Реставрация памятника и предельно кропотливая многомесячная работа по сборке фрагментов воска, в том числе мельчайших, с целью восстановления поврежденного основного текста памятника, осуществлена В. И. Поветкиным.

ОСНОВНОЙ ТЕКСТ КОДЕКСА (НА ВОСКЕ)

Сохранившийся на воске текст- это псалмы 75 и 76 и три стиха из псалма 67. Псалом 67 относится к другому слою записи (более раннему), чем 75 и 76. Подготавливая страницы кодекса для записи псалмов 75 и 76, писец стер псалом 67 (и то, что ему предшествовало), но не до конца, поскольку расчищенного места ему уже хватало.

Язык кодекса- старославянский, но с восточнославянскими ошибками (впрочем, довольно редкими) в передаче юсов. Таким образом, переписчиком был восточный славянин.

Графика- одноеровая: вместо ъ и ь используется только ъ. В отличие от большинства других одноеровых книжных памятников, в Новгородском кодексе эта графическая система проведена со стопроцентной последовательностью (как в основном тексте, так и в «скрытых»).

Отметим также некоторые из прочих графических особенностей. Регулярно используются га, ю, ьж., оу, ы, щ. Буква ia есть, но может заменяться на а (в основном выступает е). Буквы i" и w редки; буква s встречается только в качестве цифры и в названии буквы зЪло. Изредка встречается смешение ж и ьж. (очевидно, перенесенное из южнославянского протографа).

В отношении языка наиболее надежные сведения дает именно основной текст кодекса.

Сильные редуцированные еще находятся в своем первоначальном состоянии: никаких примеров их «прояснения» нет вообще. Процесс падения слабых редуцированных уже начался, но продвинулся лишь незначительно. Группы словоформ, где ъ на письме уже иногда отсутствует, - в основном те же, которые хорошо известны по другим памятникам XI в. (прежде всего кто, что, основы мног-, кпаз-, во, дн-, створ-).

Рефлексы сочетаний типа *ТыТ- правильные старославянские (оумлъча, пръвыл и т. п.). Особо отметим единичные игакови. (вместо игаковлм. или игаковлд) и rirb (вместо гнга), очевидно, восходящие к южнославянскому протографу.

В морфологии никаких русизмов нет. Т. ед. муж. регулярно имеет -омъ, -емъ, Р. ед. и И. В. множ. жен. (мягкого склонения) - а. Имперфект - нестяженный, например клъцааше. Между тем членные прилагательные - регулярно стяженные, например выпгынаго,

странгыгоумоу, въ свтЬмъ. Окончание -тъ в презенсе в условиях одноеровой графики, разумеется, неинформативно.

Оценивая язык памятника в целом, следует констатировать, что русизмы в нем выступают практически лишь в форме ошибок (причем сравнительно редких) в выборе знаков для носовых и неносовых гласных. В отличие от Остромирова евангелия и других памятников 2-й половины XI века, здесь еще нет ничего, что можно было бы интерпретировать как проявление формирующихся новых, русифицированных норм в сфере орфографии или морфологии.

Как и использование одноеровой графической системы, этот факт свидетельствует о том, что памятник принадлежит к более древнему и качественно иному периоду развития русской письменности, чем памятники 2-й половины XI века. Русского извода славянской письменности как системы на данном этапе еще нет. В сущности перед нами еще просто старославянский текст с некоторым числом ошибок.

Скрытые тексты кодекса

Изучение скрытых текстов кодекса велось: 1) по оригиналу; 2) по фотографиям; 3) по сканировкам фотонегативов, выведенным на монитор компьютера; 4) по сканировкам оригинала (после его консервации), выведенным на монитор компьютера. Первый из этих вариантов изучения был ограничен коротким периодом, предшествующим передаче досок в работу по консервации дерева. Наиболее эффективными оказались последние два способа.

Фотографирование оригинала выполнено Е. В. Гордюшенковым. Сканированием негативов фотографий мы обязаны В. В. Гатову и А. И. Чернову, сканированием оригинала (после консервации) - С. В. Трояновскому. В марте 2002 г. используемые нами сканировки были дополнительно обработаны под руководством проф. Алана Боумана в Центре изучения древних документов Оксфордского университета по программе улучшения видимости надрезов.

Новгородский кодекс оказался совершенно уникальным памятником, где на крайне ограниченном пространстве из четырех страниц нагромождены следы целой серии интереснейших древних текстов. Но доступ к этим текстам беспрецедентно труден.

В ходе работы над кодексом продолжают обнаруживаться все новые скрытые тексты. Поэтому подводить какие-либо итоги здесь преждевременно. Ниже мы просто расскажем о важнейших скрытых текстах в том порядке, как они обнаруживались по ходу изучения памятника. Их анализ, конечно, уже не входит в рамки настоящей

работы. Речь идет только о том, чтобы проинформировать о новонайденных текстах и очертить круг проблем, которые в связи с ними возникают. Вообще в связи с Новгородским кодексом вопросов и загадок пока больше, чем ответов и разгадок.

Сам факт, что на деревянной подложке воска сохранились слабые отпечатки некоторых букв, был обнаружен мною (через две недели после находки) почти случайно, поскольку в экспедиции не было опыта работы с подобными памятниками и участки доски, где воск был утрачен, казались совершенно пустыми. Далее было замечено, что сохраняются также слабые следы букв, процарапанных писцом непосредственно по дереву на бортиках («полях») кодекса.

В середине августа 2000 г. удалось прочесть первые скрытые тексты. Это были изречения, процарапанные на бортиках:

бе чиноу слоужьбы и часовъ же въсЬхъ без отыгьвпнша доушъ без отъ себе прогьпашга въсьхъ людии без отълж.ченига алъчжщихъ знатна (на 3-й странице);

сша кънигы пъсалътыръ сиротамъ и въдовицамъ оутьшение миръное страничищемъ недвижимое море рабичищемъ несадимое начинание (на 4-й странице).

Работы по консервации и реставрации памятника потребовали отделения воска от дерева (поскольку процедура консервации дерева повредила бы воск). В. И. Поветкин проделал деликатнейшую операцию по снятию воскового покрытия с деревянной подложки. Тем самым открылась поверхность досок, прежде скрытая под воском.

Вскоре на 1-й странице на этой поверхности был прочтен первый текст, сохранившийся только в виде отпечатков на дереве под воском. Это оказался неизвестный ранее религиозный текст апокрифического характера (длиной в одну страницу), начинающийся словами: законъ да познаеши кръстиганъскаго наказанию (позднее этот текст получил условное обозначение «Закон Иисуса Христа»). Далее читается: азъ есъмъ наказанъ въ спсение наказомъ нсземныхъ словесъ: сига словеса. После этого следуют 22 сентенции (частью повторяющиеся), построенные по одной и той же модели (так наз. аретологической): азъ есъмъ...; например, азъ есъмъ тайна несъказанънага, азъ есъмъ истина и законъ и пророци. В конце этого ряда сентенций сказано: сига словеса иса хса. Заключительная часть текста - торжественное заявление об отказе от идолослужения и о преданности учению Христа.

В целостном виде данное сочинение ни в славянской, ни в греческой традиции не обнаружено. Можно констатировать лишь сходство отдельных мотивов. Так, законъ и пророци - хорошо известное евангельское словосочетание; некоторые сентенции (в частности,

азъ есъмъ двъръ и истина и светъ и стезя) обнаруживают близость к Евангелию от Иоанна.

Вслед за этим было обнаружено, что псалму 67 предшествовал в кодексе псалом 66, а тому- псалом 65. После окончания полевого сезона было выявлено еще несколько псалмов, т. е. стало ясно, что кодекс использовался (по-видимому, в комплекте с еще четырьмя или пятью такими же) для переписывания псалтыри частями, причем при записи следующей части предыдущая часть стиралась. Было установлено также, что в составе кодекса «Закон Иисуса Христа» непосредственно предшествовал псалтыри (а именно псалму 1).

В ходе этого изучения стало ясно, что слоев записи в кодексе не два, а гораздо больше (что, впрочем, совершенно естественно, поскольку восковые таблички были предназначены именно для многократного использования). И стало понятно, почему доски на первый взгляд кажутся пустыми: глаз стремится различить изолированные буквы с привычными контурами, тогда как на доске столь плотно нагромождены одни буквы на другие, что все они сливаются в одну сплошную сетку из идущих во все стороны штрихов, которые воспринимаются просто как фон, а не как исписанная поверхность.

Постепенно выявилась также необычная индивидуальная особенность писца данного кодекса, состоявшая в том, что он по какой-то причине писал один и тот же текст несколько раз, а именно стирал предшествующую запись и делал снова такую же. В результате на дереве букву нередко видно как бы в двух или более экземплярах, стоящих рядом или накладывающихся друг на друга (гипотеза о некоем оптическом эффекте отпадает, поскольку такие буквы-дубликаты не всегда по конфигурации в точности одинаковы). Соответственно, среди следов на доске имеются так наз. дубли, т. е. одинаковые записи, расположенные либо практически на одном и том же месте доски, либо с небольшим сдвигом по вертикали и/или по горизонтали. Надежного объяснения этой загадочной для современного человека стратегии записывания пока все еще нет; из разных версий нам представляется наиболее правдоподобной та, что писец действовал так во имя религиозного благочестия (подобно многократному повторению одних и тех же молитв).

Итак, Новгородский кодекс представляет собой род палимпсеста. Однако от обычных палимпсестов (где наложено друг на друга два-три текста, изредка несколько больше) он отличается тем, что «слоев» в нем во много раз больше. Этот особый частный случай палимпсеста можно назвать гиперпалимпсестом. Работа с Новгородским кодексом аналогична, таким образом, попытке прочтения копировальной бумаги, использованной много раз.

Дополнительная трудность по сравнению с классическим палимпсестом состоит в нашем случае в том, что почерк во всех слоях записи один и тот же, поэтому разделение слоев на основании почерка здесь невозможно.

Вопреки ожиданию, многослойными оказались не только следы текстов на досках под воском, но и записи на бортиках. Как именно возникала эта многослойность, в точности неизвестно. Можно предполагать, в частности, что от постоянного прикосновения пальцев процарапанные на бортиках записи довольно быстро замусоливались и становились трудноразличимыми. Тогда владелец кодекса обводил свою запись еще раз (если она ему была все еще нужна) или просто делал на том же месте какую-то другую запись. Впрочем, возможно также, что писавший просто пренебрегал наличием другой записи; так, на стенах церквей нередко одна надпись процарапана прямо поверх другой, т. е. в условиях, когда предшествующая запись была несомненно полностью видима; см., например, [Высоцкий 1966: табл. XXI. 3, XXV. 1; Высоцкий 1976: табл. XXVI, LIV и др.]. Так или иначе, мы реально обнаруживаем ныне на бортиках почти такую же картину множественного наложения друг на друга различных записей, как на дереве под воском.

Нам неизвестны какие-либо прецеденты прочтения гиперпалимпсестов. Соответственно, не было возможности применить здесь какую-либо готовую методику и приходилось самостоятельно вырабатывать и самые приемы работы. В дальнейшем исследователи, вероятно, найдут более эффективные приемы, но пока что мы можем предложить только то, что удалось достичь, двигаясь ощупью и действуя методом проб и ошибок. О конкретном характере трудностей при работе над скрытыми текстами Новгородского кодекса и способах их преодоления подробно рассказано в работах [Зализняк 2002; Зализняк (в печати)]. Здесь мы только напомним важнейшее.

Указанные выше обстоятельства создают совершенно особую ситуацию, в которой прочтение текста в обычном смысле слова (т. е. в таком, как для нормальных рукописей) вообще невозможно. Соответственно, нашу работу следует рассматривать как реконструкцию текста, а не как его прочтение в обычном смысле. И если мы ниже все же позволяем себе употреблять слово «прочтение», то это следует понимать лишь как терминологическое упрощение, дающее возможность избежать тяжеловесных формулировок. Саму же операцию распутывания наложенных друг на друга записей можно квалифицировать как их расшифровку (понимая этот термин в том более широком смысле, когда необязательно предполагается, что текст сознательно зашифровывался).

Главная особенность, отличающая скрытые тексты нашего кодекса от нормальных рукописей, состоит в том, что просто воспроизвести все видимые на доске (скажем, в выбранной нами строке) буквы, прежде чем пытаться осмыслить их как текст, в нашем кодексе совершенно нереально. В каждой точке взятой строки глаз может усмотреть сразу несколько разных букв. Попытка выстроить все, что видно в строке, в какую бы то ни было линейную последовательность обречена. Нереально даже выстроить их в цепочку из п позиций, где каждая позиция содержит несколько альтернативных букв, - поскольку буквы видны во всех точках строки и неизвестно, сколько надо выделить позиций и как отграничивать их одну от другой.

Единственный реальный путь продвижения вперед по тексту состоит в том, чтобы с учетом видимых букв строить на основании уже пройденной части текста все правдоподобные гипотезы о ее возможных продолжениях и одну за другой их проверять, т. е. выяснять, имеются ли среди видимых отпечатков также и те, которые точно соответствуют (в т. ч. по размеру каждой буквы и ее позиции в строке) предположенному слову. Если на каком-то отрезке проходит более одной гипотезы, необходимо исследовать каждую из образующихся таким образом ветвей возможных продолжений. По мере продвижения вперед ошибочные ветви будут рано или поздно отпадать, поскольку для них не найдется удовлетворительных продолжений. Какие-то из прежних гипотез, которые были локально удовлетворительны, окажутся неудовлетворительными в рамках более крупного целого и будут отброшены.

Важным положительным обстоятельством для чтения скрытых текстов является характерная для Новгородского кодекса многократная запись одного и того же текста, которая хотя и усложняет работу тем, что увеличивает и без того большое нагромождение одних штрихов на другие, но дает возможность проверки одного списка некоторого текста по другим. Тем самым риск ложных прочтений, возникающих в условиях крайне слабой видимости, уменьшается во много раз.

Следует специально упомянуть о проблеме возможных ошибок писца. Предположим, писец допустил описку: вместо подасть написал падасть (с предвосхищением гласной следующего слога). Если, однако, среди наложенных друг на друга букв, которые мы фактически видим здесь в позиции после п, наряду с а есть и о (а вероятность этого не так уж мала), то мы, конечно, реконструируем эту словоформу как подастъ, а не падасть. В условиях нашего памятника поступить иначе мы просто не можем. Не можем даже позволить себе примечание о том, что здесь мыслимо и альтернативное чтение,

предполагающее описку: ведь тогда нашу реконструкцию пришлось бы сопроводить бесчисленным количеством таких примечаний.

Аналогичная ситуация возникает там, где конкурируют правильное старославянское написание и русизм, скажем, изыкъ и газыкъ. Здесь мы тоже вынуждены при реконструкции предпочесть первое, поскольку русизмов в целом несравненно меньше, чем правильных написаний. В этом пункте усложняет дело также то частное обстоятельство, что буквы ia и га, равно как а и а, внешне очень похожи, так что в составе скрытых текстов их зачастую надежно различить невозможно. Очень трудно надежно выявить также наличие или отсутствие вертикальной черточки, отличающей ia от а и ьж. от ж; поэтому, хотя мы знаем из основного текста, что писец иногда смешивает йотированные и нейотированные буквы, при реконструкции скрытых текстов мы случаи подобного смешения, как правило, выявить не можем. Все это значит, что наша реконструкция неизбежно должна быть в некоторых точках «правильнее», чем оригинал; в частности, она должна содержать меньше русизмов, чем оригинал.

По этим причинам для лингвиста скрытые тексты Новгородского кодекса представляют собой (по крайней мере в том, что касается фонетики и морфологии) менее надежный материал, чем основной текст на воске.

Изучение Новгородского кодекса (по фотографиям и сканировкам) было продолжено мною во время пребывания в Геттингене осенью 2000 и зимой 2001 г.; приношу благодарность фонду имени А. Гумбольдта и Семинару по славянской филологии Геттингенского университета, руководимого проф. В. Лефельдтом, за предоставленные мне исключительно благоприятные условия для работы. За этот период удалось обнаружить в кодексе значительную серию новых скрытых текстов. Перечислим важнейшие из них (в порядке обнаружения).

Прежде всего, исследуя то, что предшествует «Закону Иисуса Христа» (и тем самым продвигаясь каждый раз от конца текста к началу), удалось выявить некоторую цепочку сочинений, которые во всех обнаруженных списках следуют друг за другом в одном и том же порядке. Состав этой цепочки таков.

Неизвестное апокрифическое сочинение, начинающееся словами: + азъ архангьлъ гавриилъ пишьк. молитва. В составе кодекса оно непосредственно предшествовало «Закону Иисуса Христа». Вторая фраза сходна с тем, что читается в «Законе Иисуса Христа»: сия словеса

нашего съпасителя иса хса . После этого следует ряд из 116 (!) императивов (частью повторяющихся), представляющих собой заветы благочестия. Короткое заключение обещает молящемуся помощь Иисуса Христа в ответ на его молитву.

Список императивов построен чрезвычайно искусно. Мы находим здесь игру корнями при одной приставке (например, и съвръшите и съставите и сьберЬте), игру приставками при одном корне (и съпасьте и пасьте; и разнесете и възнесЬте), то же с использованием созвучия корней (и опростите и простите и поустите; и оутьшите и оучите и тишите и потръпите). Есть пассажи, где автор явно учитывал ритмику (а может быть, даже и рифму); помимо некоторых из уже приведенных, ср., например: и тешите и строите и пашите и свите. Эти эффекты наводят на мысль, что перед нами не перевод (как естественно было бы ожидать), а оригинальное сочинение. Если это все-таки перевод, то чрезвычайно свободный, близкий к вариациям на заданную тему, поскольку буквальный перевод никогда не мог бы дать столь блистательной игры славянскими морфемами.

Замечательны также смысловые фигуры, использованные в списке императивов, например триада и мирите са и грозите са и тишите са, построенная по принципу «утверждение - отрицание - отрицание отрицания», или впечатляющее противопоставление тройного разрушения и последующего тройного восстановления в пассаже и прожепЬте и разорите и разберете - и съвръшите и съставите и съберЪте.

Неизвестное сочинение, начинающееся словами: + размаргаьыцеи и размиршжлцеи. Оно непосредственно предшествовало «Архангелу Гавриилу». Вначале многократно повторяется приведенное словосочетание. Затем список причастий начинает варьировать, сохраняя, однако, приставку раз-: в разных комбинациях использованы причастия разбивающей, раздирьк.щеи, разламьыцеи, разм^таьыцеи, раскажаьыцеи, раскалаь&щеи, раздымаьыцеи, раздЬлгаьыцеи, раскаргаь&щеи. Заметим, что для создания этого удивительного ряда автор прибегает даже и к словотворчеству- создает такие комбинации морфем (например, размарш&щеи или раскаргаькщеи), которых в готовом виде в языковом узусе почти наверное не было. Список продолжают 16 причастий другой структуры - все с отрицательной коннотацией. И после этого вдруг следует мгновенное разящее завершение этой гигантской фразы: живи не быша людие. И только тогда становится ясно, что все эти бесчисленные причастия были определениями к подлежащему. Таким изысканным способом изложена мысль, что полная раздоров, вражды и пороков жизнь людей,

еще не знающих Христа, равносильна смерти. После этого следует сравнительно короткая заключительная часть, где сообщается о том, что люди пришли к Христу с тем, чтобы услышать его слова.

Неизвестное сочинение, прочтенная часть которого начинается словами: и кланяете са велзевоулоу языкомъ своимъ и кланяете са азраилоу языкомъ своимъ (установить, являются ли эти слова началом всего сочинения, не удалось). Оно непосредственно предшествовало «Размаряющим и размиряющим». Приведенная фраза многократно повторяется, после чего период завершается словами: и кланяете са на въстокъ слънъца и кланяете са и противъномоу и кланяете са богомъ и клашаете са и еще. Далее следуют требования положиться на Бога, разобрать шатры и, взяв с собой лишь верблюдов, но не беря ни слуги, ни пришельца, ни зятя и не покупая опресноков, идти к Моисею. К сожалению, остается неизвестным, кто именно обращается к идолопоклонникам с этой обличающей речью и с этими требованиями. Речь оказывается действенной: отътоли народи древАны и камАпы идолы възъмъше придошА къ моисею и ptniA емоу: пойди и проси даровъ оу господа и дастъ ти. Моисей идет на Синайскую гору и взывает к Господу. Господь повелевает ему разделить овец. Люди делят овец и насыщаются. Далее: събъравъ моисеи народы на горЪ сипаисцЪи начАть пооучати народы и полагати законы и полагати оуставы и исправы и прочАМ. стром. и разлогы и въоакьпА оуправы и прочАМ. оурокы и покопы: и приьмпд народи закопъ моисеовъ. Затем Моисей уходит с горы и запрещает людям восходить на гору и почитать идолов. Люди начинают жить добродетельно: и шъдъше народи троуждаахж. са на полихь и на нивахь не покладаь&ще ржкъ и алъчжщАМ. папитЬахж и жажджщАМ. папагаахж. и пищаеа пакръмлгаахж. и сирьпА призираахж. и немощным. исцЬлгаахж и маломощъньпА лЬчаахж и жродивьпл почитаахж и мрътвьпд погрЬбаахж. Но здесь этот перечень добродетельных форм поведения под пером автора начинает неожиданно принимать новую окраску: и тризны творяху - действие языческое. А дальше перечень уже становится открыто отрицательным: и жизънъ свою проваждаху въ прохлаждении и призываху идолы и не почитаху иса хса и не исплъшааху завета его. Таким образом, апокриф рассказывает о том, как был принят людьми Моисеев закон и какое моральное достижение он составил по сравнению с господствовавшим ранее идолопоклонством. Но сообщает и о том, что благо Моисеева закона было ограниченным, поскольку люди еще не исполняли завета Христа.

В результате выявилось целое большое сочинение, состоящее из четырех отдельных статей («тетралогия»), о постепенном движении

людей от тьмы язычества через ограниченное благо Моисеева закона к свету учения Христа. Понятно, что части тетралогии следуют в порядке, обратном нашему изложению. В тексте эти части не имеют названий, но среди надписей, обнаруженных позднее на передней обложке кодекса, имеются четыре следующих друг за другом словосочетания, которые точно соответствуют по смыслу и по порядку частям тетралогии и, очевидно, использовались писцом в качестве их названий. Эти названия таковы: законъ моисеовъ; размаргаь&щеи и размиргаькщеи; архапгЬлъ гавриилъ; законъ иса хса. Они показывают, что писец четко осознавал это единство четырех статей как историю перехода от Моисеева закона к закону Иисуса Христа. Соответственно, тетралогии можно дать условное название «От язычества к Христу».

Композиционные и художественные особенности всех частей тетралогии в высокой степени сходны; естественно предполагать для них единое авторство.

Помимо тетралогии, был обнаружен также ряд других сочинений.

Неизвестное сочинение, озаглавленное: + О сокровенной церкве спасителя нашего Иисуса Христа яже в Лаодикии и о лаодикийсцей молитве Господа нашего Иисуса Христа". Оно начинается так: Азъ лаодикиянинъ леонидъ съставихъ кънигы сия: азъ есъмъ глава церкве лаодикииския и памфилииския и мирликииския и писидийския и колосииския азъ леонидъ питомъць есъмъ павъловъ ключа приимыи отъ лаодикииския цркве и отъ памфилииския и мирликииския и писидииския и колосииския цркве. Весь последующий фрагмент, который удалось прочесть (длиной в полторы страницы), состоит из фраз, начинающихся с азъ есъмъ. Сообщается, в частности, что автор научен Лукою апостолом и Климентом папой римским, отгоняем от истины Полиником, цесаревым слугою, прельщаем Октавом патрикием. Далее следует длиннейшее перечисление лиц, поставивших автора попом.

Сочинение, озаглавленное: О ДЪВЪСТВЪ ПРОПОВ"ЬДЪ ИВАНА златооустаго. За этим заголовком следует текст, который оказался началом весьма точного перевода трактата Иоанна Златоуста «О девстве» (ITeqI tmxqQevuxc,), славянский перевод которого до сих пор был неизвестен: Дьвъства благо отвръгаетъ иоудеи: и не дивъно ничто же: занеже и самого иже отъ девы хса бечъстишл: дивлтъ ел еллини и поражаььтъ са: ръвъноуетъ же едина цръкы бжия (прочтен фрагмент длиной в одну страницу). Переводчик искусен, он не боится, где надо, отступить от буквального следования оригиналу; например,

иногда передает греческое словосочетание одним славянским словом и наоборот. Тонкие нюансы греческих модальностей и частиц под славянским пером обычно упрощаются.

Апокалипсис Иоанна Богослова. Он озаглавлен: ОТЪКРЪВ"БНИе ИВАНА Богослова. Начало текста: + отъкръвеиие иса хса еже дастъ емоу бъ показати рабомъ своимъ имъ же подобаетъ бытии въ скорЬ и т. д. (прочтен фрагмент длиной в одну страницу). Это древнейший список славянского перевода Апокалипсиса; из известных до сих пор списков старший относится к XIII в.

Неизвестное сочинение, озаглавленное: +СЪКАЗАНИЕ АПОСТОЛА ПАВЪЛА о ташгЬмъ патерицЬ моисеовЬ и о въпрашании о кладдзи премудрости и о приложении кънигъ и о проповЪди павълов"ь и о пишемыхъ кънигахъ. Оно начинается так: Азъ оученикъ исоу хсовъ съставихъ кънигы сюа о кръстигапъсцЬмъ житии и о пропов"ьдании истины кръстиганъскьна и о пропов"ьдании оучеиига хсова: азъ оученикъ хсовъ апостолъ павълъ избъранъ отъ оученикъ петровъ и отъ оученикъ игаковлъ и отъ оученикъ лоучинъ и отъ оученикъ матъбеов и отъ оученикъ маръковъ... Весь последующий фрагмент, который удалось прочесть (длиной в одну страницу), есть продолжение последней фразы: сообщив о том, что он был избран из учеников Петра, Иакова, Луки, Матфея и Марка (явно апостолов), автор не останавливается, а продолжает этот список своих учителей еще как минимум двумя десятками имен (не имеющими, однако, столь ясной интерпретации, как первые пять).

Рассматривая совокупность доныне неизвестных текстов, читаемых в кодексе (т. е. все тексты, кроме псалмов, Апокалипсиса и трактата «О девстве»), можно заметить, что их стилистика и приемы построения чрезвычайно сходны. Так, для них характерна прежде всего уникальная манера огромного числа (иногда более ста) повторений некоторой фразовой формулы, особой для каждого конкретного сочинения и служащей для него «структурным лейтмотивом». При заполнении этой формулы конкретным лексическим материалом автор проявляет виртуозное владение словесной формой, в частности умеет нанизывать словоформы, имеющие разные корни при одинаковой приставке или разные приставки при одинаковом корне, создает неологизмы и т. п. Некоторые приемы построения текста (в частности, повторы- прямые или с вариациями) обнаруживают близость к приемам народной славянской поэзии. Отдельное сочинение строится по следующей общей схеме: 1) краткое (одна-две фразы) вступление (эта часть иногда отсутствует); 2) пространная

часть, построенная в соответствии с выбранным «структурным лейтмотивом»; 3) заключительная часть (от трех-четырех фраз до полу страницы; для сочинений, прочитанных не до конца, наличие или отсутствие этой части остается невыясненным). Лексика разных сочинений имеет много общего; заметно пристрастие к определенным словам и словосочетаниям.

Все это делает высоковероятным предположение о принадлежности этих сочинений одному автору. При этом либо этот автор писал по-славянски, либо перед нами очень вольный перевод, осуществленный человеком высокого литературного таланта.

Помимо текстов, найденных на страницах кодекса, различные записи были обнаружены также на бортиках (как горизонтальных, так и вертикальных) всех четырех страниц. Важнейшие из них- это многократно записанная азбука (позднее азбука была найдена также и на страницах). Вероятно, для владельца Новгородского кодекса выписывание азбуки было одним из наиболее привычных и любимых видов письменной деятельности. Заметим, что выписывать азбуку на деревянных поверхностях цер (на бортиках или на не покрытой воском оборотной стороне церы) было занятием вполне традиционным; так, полная азбука выписана на оборотной стороне церы, найденной в Новгороде в 1954 г. (см. [НГБIII: 79]).

Очень неожиданная и своеобразная особенность азбук Новгородского кодекса состоит в том, что они представлены в двух вариантах: кратком и полном.

Краткий вариант азбуки таков:

а б в г д е ж s з и Т к л м и о п р с т оу ф х ц ч ш щ б)

Полный вариант отличается от краткого тем, что после 05 ряд продолжается, а именно, добавлено еще семь букв из числа отсутствующих в греческом, и ряд вновь замыкается буквой w:

а 6 в г д е ж s з и I к л м и о п р с т оу ф х ц ч ш щ ш ъ i * ж ю в а й

Помимо собственно азбуки, в нескольких случаях выявлен также перечень названий букв, точно соответствующий по составу краткой азбуке. Он непосредственно следует за азбукой. Этот перечень таков:

азъ боукы в"ьд"Б глаголи добро есть живЬте вЬло земли иже и како людие мыслите нашъ онъ покои ръци слово твръдо оукъ фрътъ хЬръ ци чръвъ ша ща иль

Предположение о том, что краткий вариант азбуки - это всего лишь недописанная азбука, несомненно следует отвергнуть, поскольку:

а) он начинается азом и оканчивается омегой - так же, как и полный вариант (т. е. и в том и в другом случае соблюден принцип «от альфы до омеги»); б) он выписан в таком составе много раз, причем в некоторых случаях точно рассчитан по длине таким образом, чтобы занять ровно одну полную строку или (в случае вертикальной азбуки на бортике) весь бортик сверху донизу; в) тот же состав имеет перечень названий букв.

Исключительный интерес представляет близкое сходство краткой азбуки кодекса с так наз. Софийской азбукой (выписанной на стене киевского Софийского собора [Высоцкий 1976: 12, № 100]).

Софийская азбука отличается от греческой добавлением всего трех специфически славянских букв: б ж ш; кроме того, греческое \|/, по-видимому, переосмыслено как щ. Краткая азбука кодекса отличается от Софийской тем, что устраняет греческие буквы, используемые только как цифры (в и ^), и добавляет три специфически славянских буквы: s ц ч. Таким образом, Софийская азбука отражает самый первый шаг в приспособлении греческой азбуки к нуждам славянского языка, краткая азбука кодекса делает еще один шаг в этом направлении. Но ни та, ни другая еще не знают никаких специфически славянских гласных букв.

Тесное сходство между Софийской азбукой и краткой азбукой Новгородского кодекса окончательно перечеркивает версию, согласно которой Софийская азбука недописана, и показывает, что на древнем этапе развития кириллицы существовали такие варианты состава азбуки, в которых к греческим буквам уже были добавлены специфически славянские согласные буквы (все или хотя бы часть), но еще не были добавлены специфически славянские гласные буквы (см. также [Зализняк 1999, § 8-9]).

Что касается полной азбуки кодекса, то она обнаруживает близкое сходство с древнейшими берестяными азбуками - № 591 (XI в.), № 460 (XII в.) и № 778 (нач. XIII в.). И в той и в других к концу алфавита добавлен ряд специфически славянских гласных букв (в основном одинаковый, если не считать некоторых частностей). Чрезвычайно показательно, однако, что во всех этих азбуках отсутствует буква ь, т. е. все они отражают одноеровую графическую систему.

При этом полная азбука кодекса обнаруживает все же несколько иную линию развития, чем берестяные азбуки, - более книжную. Это выражается прежде всего в том, что здесь сохраняется греческий принцип «от альфы до омеги» (причем он реализован даже дважды- в составе как полной, так и краткой азбуки); между тем в берестяных азбуках (т. е. в бытовой традиции) омега либо вообще

отсутствует (так в № 591), либо стоит внутри ряда (после х), но не в конце всей азбуки. Книжной чертой нужно признать также присутствие буквы га, которой в берестяных азбуках нет.

Чрезвычайно интересно то, что писец Новгородского кодекса владел двумя азбуками сразу, осознавая, таким образом, фундаментальный характер краткой азбуки и расширенный характер полной.

После перерыва, связанного с новым полевым сезоном раскопок в Новгороде, исследование кодекса было продолжено мною осенью 2001 - зимой 2002 г. (снова в Геттингене). За этот период найдено два новых важных текста, причем оба они обнаруживают те же стилистические и композиционные черты, что и указанный выше комплекс сочинений неизвестного автора, т. е. есть все основания полагать, что и здесь автор тот же.

Неизвестное сочинение, озаглавленное: О прощении грехов наказание от Александра ... (одно слово неясно) отъ рода лаодикииска ареопагита Фракииска желнзныя горы обители настогателга митрополита Константина града презвутера пророка Даниила (прочтен фрагмент длиной несколько менее страницы).

С каждой строчкой этого сочинения становится все яснее, что оно принадлежит некоей особой ветви христианства, далекой от канонической. Непосредственно за заголовком следует молитва: Тебе молим ся отче Александре отпусти нам грехы наша якоже хощеши и дай спасение и пишя рая, аминь . Эта единственная обнаруженная в кодексе молитва - абсолютно неканоническая и очевидным образом еретическая с точки зрения господствующей церкви. В ней Александру в сущности приписываются прерогативы Бога.

После этого начинается основной текст: Грех есть прежде век рожден и прежде творению помысл открыет ся людем греховное томление плоти и томление духа . Очевидна несовместимость этой фразы с канонической христианской доктриной. Предвечность зла (и тем самым греха) - дуалистический тезис, один из главных принципов всех ересей манихейского толка.

Далее: Кто оставляет ся пред светом апостольския веры с проста отпустят ся ему греси его: кто оставляет ся пред свет апостольския веры не отпустят ся ему греси его . Затем мы уже видим Александра в облике пророка; люди призываются к тому, чтобы оставить свое имение и повторять слова пророчества Александрова: Приведете к мне моя дети, оставите своя села и домы, придете и принесете свои товары, и соберете пророкы ваша и глаголите языком своим словеса пророчества александрова . (Примечательно,

что Александр упоминается здесь в третьем лице, хотя в начале он назван автором данного поучения.)

Очень важна следующая фраза: къто послоушаеть петра послоушаеть мене. Под Петром естественно понимать апостола. Здесь уместно отметить, что в перечне еретических заблуждений боснийских манихейцев (богомилов), составленном в 1461 г. кардиналом Торквемадой (дядей знаменитого инквизитора), № 17 таков: именно они-де суть наследники апостолов, а их ересиарх есть епископ церкви и замена и наследник Петра . Между прочим, и для первой части приведенного Торквемадой тезиса богомилов («именно они-де суть наследники апостолов») в данном тексте имеется косвенное соответствие в виде повторяющегося выражения «апостольская вера».

Далее повторяется призыв: оставите ваша села и домы. Весь дальнейший прочтенный текст - это бесчисленные повторения фразы и съставите свога разделы , но только с заменами корня в последнем слове. Автор виртуозно нанизывает существительные данной структуры, прибегая также и к словотворчеству (как, например, в случае никогда не встречающегося, но вполне понятного распловы). Фигурируют: разлады, раздоры, расклады, развозы, распловы, разлогы, раздеты, размеры, размлъвы, разлжкы, раскоры, разломы, разносы, разыоды, разметы, распоусты (впрочем, некоторые из этих слов читаются недостаточно надежно). Заметим, что такой ошеломляющий ряд, конечно, мог возникнуть только при сочинении по-славянски (но никак не в процессе перевода).

Неизвестное сочинение, озаглавленное: дховъное наставление w отъца и w матере къ сынови (прочтен фрагмент, уместившийся в кодексе, т. е. длиной в четыре страницы). Оно начинается так: при животь своемъ отъвЪщаевЪ тебЪ сыноу мои чъто чловЪкъ въ житии семь. Все дальнейшее- это реализация (только лишь в прочтенном фрагменте более сотни раз) одной и той же фразовой модели: миръ есть градъ въ немъ же..., где конец составляет указание на какое-нибудь свойство существующего мира (изредка вместо въ немъ же выступают о немъ же, по немъ же, иже). Называемые свойства мира обычно нейтральны в моральном отношении (по крайней мере в начале перечня); но чем дальше по ходу текста, тем больше появляется сентенций, в которых звучит пусть сдержанное, но все же осуждение существующего порядка вещей.

С точки зрения формы сентенции варьируют от совсем бесхитростных (скажем, миръ естъ градъ въ немъ же чътл.тъ кънигы) до торжественно-возвышенных (например, миръ естъ градъ въ немъ

же повел"ьваьк.ть чловЪчъскыми садъбами чловЬчъскыа страсти). Автор великолепно умеет играть, с одной стороны, синонимией и антонимией, с другой- созвучиями слов. Вот примеры: миръ есть градъ въ немъ же живжтъ людие различъ лицемъ и различъ челомъ; миръ есть градъ иже съставишл людие различъ мыслиьк. и различъ оумомъ; миръ есть градъ по немъ же ходлть людие различъ съмотрениемъ и различъ съм^рениемъ. Он постоянно демонстрирует свое виртуозное владение словом, например: миръ есть градъ въ немъ же отъсылаьктъ посъланьпл, миръ есть градъ въ немъ же отъправлгаьътъ направленыьк.. Иногда он предается даже чистой словесной игре: миръ есть градъ въ немъ же съставлш&ть составы, миръ есть градъ въ немъ же раскладаь&тъ расклады; или: миръ есть градъ въ немъ же припасаь&тъ припасы, миръ есть градъ въ немъ же запасаььтъ запасы. Встречаются литературные аллюзии, например: миръ есть градъ въ немъ же шзыци шАтаьътъ са (ср. въс к&ьк. шдташА са 1АЗыци - псалом 2:1).

Чрезвычайный интерес представляет следующая космографическая сентенция: миръ есть градъ въ немъ же прЪбывають армене и африкигане и бракигане и италигане и испане и гръци. Заметим прежде всего, что такой список народов мира, надо полагать, невозможен в сочинении грека: у него греки не выступали бы просто как один из народов в общем списке и уж во всяком случае не могли бы оказаться в этом списке на последнем месте. Тем самым это сильнейший аргумент против того, что текст переведен с греческого, - в дополнение к тем аргументам против переводного характера рассматриваемых сочинений, которые приводились выше.

Очень существенно то, что главные средиземноморские народы- италийцы, испанцы и греки- названы лишь во вторую очередь, а на первые места поставлены армяне, африканцы и фракийцы. Фракийцы заставляют сразу же вспомнить, что в «Наказании о прощении грехов» Александр назван ареопагитом фракийским. К сожалению, неизвестно, стоит ли за наименованием бракигане определенный этнос (и какой именно) или это чисто географическое обозначение. Во Фракии и прилегающих областях жило также большое число армян, переселенных сюда византийскими императорами в VIII-IX вв.; их центром был Филиппополь (Пловдив). В религиозном отношении это были в большинстве своем последователи павликианства-дуалистического учения, в дальнейшем послужившего историческим источником идеологии богомильства. Таким образом, приведенный список народов достаточно ясно указывает на связь автора с Фракией и косвенно также на его возможную связь с кругом дуалистических учений, процветавших в X в. в этом регионе.

Недостаточно ясно, что стоит за наименованием африкигане, в частности, включает ли оно коптов (среди которых имели широкое хождение гностические и манихейские учения).

Наконец, особенно важна для нас та часть «Наставления сыну», которая посвящена отлучениям от церкви. Она построена очень искусно. Первая фраза совершенно нейтральна, в ней нет никакого осуждения существующего положения вещей: Мир есть град, в нем же отлучают от церкви еретики . Вторая фраза немного ослабляет вину отлучаемых: Мир есть град, в нем же отлучают от церкви человекы неразумны . Третья уже фактически ставит под сомнение справедливость наказания: Мир есть град, в нем же отлучают от церкви человекы непокоривы . А четвертая уже провозглашает его несправедливость: Мир есть град, в нем же отлучают от церкви человекы непорочны . Далее это нарастание невиновности отлучаемых продолжается. Продемонстрируем всю градацию (приводя только последние члены фраз): еретикы - чловЬкы неразоумъны - чловЪкы непокоривы - чловЪкы непорочъны - члов"Ькы невиновъны - чловЬкы непрЪломъпы - чловЬкы недостойны такой кары - чловЬкы недостойны такого отлучения - чловЬкы прнчистьид внры - чловЬкы достойны хвалы - чловЬкы достойны прославлении - чловЬкы неотступны отъ правыя веры хсовы.

Таким образом, автор открыто провозглашает правоту отлучаемых от официальной церкви, т. е. принимает сторону тех, кого церковь считает еретиками. То, что на основании других мест из рассматриваемых сочинений мы могли только предполагать, здесь объявлено совершенно прямо.

Сказанное означает, что сам этот автор был с точки зрения официальной церкви еретиком. Наиболее распространенной и активной ересью в Slavia Orthodoxa X века было богомильство. Продолжала существовать и более древняя ересь, историческим ответвлением которой было богомильство, - павликианство. По-видимому, к какой-то из разновидностей этих еретических течений принадлежал и автор рассматриваемых сочинений.

Установив еретический характер Новгородского кодекса, мы сразу получаем простое объяснение того странного на первый взгляд обстоятельства, что ни один из неканонических текстов этого кодекса не обнаруживается больше нигде. Мы не должны более этому удивляться, поскольку, как известно, богомильские, павликианские и прочие еретические сочинения активно преследовались официальной церковью и систематически уничтожались.

Очевидно, приверженцем ереси был и писец Новгородского кодекса, коль скоро он так последовательно переписывал сочинения

автора-еретика. В связи с этим уместно вспомнить эпизод из Никоновской летописи, согласно которой в 1004 году (т. е. примерно тогда же, когда Новгородский кодекс попал в землю) был брошен в тюрьму (очевидно, в Киеве) скопец инок Андреян: Того же л?та митрополитъ Леонтъ посади въ темницу инока АндрМна, скопца. Укаряше бо сей церковный законы, и епископы, и презвитеры, и иноки; и помалЬ исправися, и npiude въ покояше и въ познаше истины, якоже и многимъ дивитися кротости его, и смирешю и умилешю [ПСРЛIX: 68]. По мнению Е. Е. Голубинского, Андреян был богомил (см. [Иванов 1925:39]). Можно предполагать, что по своей биографии и характеру деятельности Андреян и писец Новгородского кодекса были сходны.

Особого внимания заслуживает фигурирующая сразу в двух сочинениях Новгородского кодекса Лаодикия (известная христианам прежде всего в связи с тем, что Лаодикийская церковь выступает в числе семи избранных церквей в Апокалипсисе). В «Наказании о прощении грехов» про Александра сказано, что он «лаодикийского рода». Главным героем сказания «О сокровенной церкви в Лаодикии» является первый лаодикийский епископ Леонид (реальность которого никакими данными из известной нам истории Лаодикии не подтверждается). В названии этого сказания фигурирует также неизвестная канону «лаодикийская молитва Иисуса Христа» (к сожалению, соответствующая часть самого сказания, вероятно, вообще не попала в рамки нашего кодекса). Эти упоминания Лаодикии производят, таким образом, скорее впечатление некоего престижного символа, чем отсылок к реальной истории и географии.

Прямую связь с данной проблемой обнаруживает странный и не имеющий до сих пор общепризнанного объяснения (см., в частности, ) эпитет «лаодикийский» в «Лаодикийском послании» новгородского еретика Федора Курицына, написанном 500 годами позже.

Можно предположить, что в традиции богомильства и других учений манихейского толка у Лаодикии по какой-то причине (может быть, в связи с легендой о лаодикийской молитве Иисуса Христа) сложилась, причем очень рано, коннотация сакральности и особой престижности, в силу чего она превратилась в своего рода тайный знак причастности к определенным запретным учениям, понятный лишь посвященным. Если это так, то, называя свое послание лаодикийским, Федор Курицын давал понять своим единомышленникам, что оно адресовано именно им.

Следующий важный шаг в изучении Новгородского кодекса был сделан в июне 2002 г. На бортиках кодекса была обнаружена многократно

записанная дата: ,?§<1>5 = 6507, т. е. 999 г. При этом, однако, не удалось найти каких-либо следов относящегося к этой дате текста (например, слов въ лЪто), и с каким событием связана эта дата, оставалось неизвестно.

Несколько позже, однако, та же дата была найдена и на странице, и ситуация прояснилась, поскольку здесь дата уже входила в состав текста, а именно:

Въ лЬто /S4>5e азъ мънихъ исаакии поставленъ попомъ въ соужъдали въ цръкъве свдтаго александра арменина: александръ же арменинъ прЪподобъпыи воинъ велии бЪаше хсовъ: семоу поклангаемъ са и семоу въздаемъ хваля, и чъстъ и преклонение и молитвы за него съвръшаемъ и просимъ господа о съдравии его и прошении наша пршатъпа сжтъ господеви нашемоу исоу хсоу: отъ рода лаодикииска ареопагитъ бракиискъ настогателъ обитали жслЪзъньпа горы митрополитъ Константина града презвутеръ пророка Даниила.

В лето 6507 аз мних Исаакий поставлен попом в Суждали в церкве святаго Александра Арменина: Александр же Арменин преподобный воин велии бяше Христов. Сему покланяем ся и сему воздаем хваля, и честь и преклонение, и молитвы за него совершаем и просим Господа о сдравии его и прошения наша приятна суть Господеви нашему Иисусу Христу. От рода лаодикийска Ареопагит Фракийск настоятель обители Железныя горы митрополит Константина града презвитер пророка Даниила.

Этот короткий текст содержит сразу несколько элементов ценнейшей новой информации.

Прежде всего, ценно само появление даты. Дата 999 г. непосредственно примыкает к тому интервалу, на который указывают хронологические оценки, полученные другими способами. Разумеется, это еще не дата написания кодекса (к тому же, как мы уже знаем, кодекс использовался много лет). 999 г. - это дата, раньше которой не могла быть сделана данная запись в кодексе. Но запись могла быть сделана и позднее; с другой стороны, кодекс уже мог быть в употреблении и до того момента, когда писец внес в него эту запись.

Мы узнаем, что в 999 г. монах Исаакии был поставлен попом (т. е. стал иеромонахом) в Суздале. Сразу же возникает вопрос: писец Новгородского кодекса - это и есть сам Исаакии или он лишь точно скопировал (сохраняя слово азъ) текст, принадлежащий Исаакию. Язык записи, к сожалению, не помогает нам в решении этого вопроса: запись составлена на правильном старославянском языке, но мы уже видели, что наш писец, хотя он восточный славянин, в целом хорошо справляется с соблюдением старославянского правописания (к тому же, как уже указано выше, возможные смешения в группе га, ia, а могли здесь остаться незамеченными).

Отметим еще, что средняя часть записи (семоу поклангаемъ са и т. д.) как бы разрывает связный текст (воинъ велии бЪаше хсовъ, отъ рода лаодикииска и т. д.). Это могло произойти, в частности, оттого, что писавший вначале забыл (или не счел нужным) дать при имени Александра стандартный список его санов, а потом все же решил его добавить. Но нашего вопроса это обстоятельство не решает:

текст с такой особенностью мог возникнуть непосредственно под пером писца, но мог также стоять уже в протографе.

Мы считаем более вероятным, что перед нами автограф Исаакия. Помимо того, что копирование чужой записи с сохранением текста от первого лица есть вообще сравнительно редкая операция, при версии об автографе легче объяснить, почему бортики и страницы кодекса испещрены датой /S4>5, причем без всякого сопровождающего текста. Дата поставления попом есть своего рода дата второго рождения (более высокого, чем первое), и поп вполне мог любить выписывать ее без особой цели. Но очень трудно представить себе, чтобы таким способом человек отмечал дату поставления третьего лица. Кроме того, если Исаакий прибыл в Новгород из Суздаля, то сразу находит простое объяснение тот факт, что в его записях нет никаких следов цоканья.

Поставление Исаакия в сан священника отстоит от 988 г., формальной даты крещения Руси, всего на 11 лет. Был ли он в числе тех, кого отдали учиться грамоте после крещения Руси, или обучился грамоте раньше - возможно, в Болгарии или на Афоне? Если это и есть наш писец, то более вероятным представляется второй вариант - иначе придется допустить, что он либо был поставлен попом в неправдоподобно молодом возрасте, либо обучился грамоте, будучи уже взрослым, и тем не менее сумел стать таким мастером. Кроме того, при втором варианте легче объяснить: а) превосходное владение нормами старославянского правописания; б) пострижение в монахи (вообще говоря, архиерей мог совершить его и вне монастыря; но обычно оно все же происходило в монастырях, а на Руси монастырей еще не было); в) следование еретическому религиозному направлению. Заметим, что второй вариант тем более вероятен, если Исаакий не тождествен нашему писцу (но в этом случае мы уже просто можем иметь дело с южным славянином).

Исаакий был поставлен попом в Суздале в церкви святого Александра. То, что летописи не знают никакой древней церкви святого Александра в Суздале, конечно, не должно нас удивлять - о церквах столь древней эпохи мы знаем очень мало. Но в данном случае для неупоминания этой церкви имеется и гораздо более важная причина: это церковь в честь того, кого почитают святым еретики. Церковь в данном случае может означать просто церковную общину; храма она скорее всего вообще не имела. (В частности, у богомилов храмов не было.) Но не исключено также, что «церковью святого Александра» называлось все то религиозное направление, к которому принадлежали автор рассматриваемых сочинений и писец кодекса; ныне его можно условно обозначить как «александритство».

Перечень санов почитаемого в этой ветви христианства Александра почти дословно совпадает с содержащимся в «Наказании о прощении грехов». Новым является именование Александра святым. Но особенно существенно то новое сведение, что Александр был армянин. Сразу же становится ясно, почему в мироздании автора армяне -это первый народ. И подтверждается возникшее на основании ранее найденных текстов кодекса предположение, что еретическое религиозное направление, отраженное в Новгородском кодексе («александритство»), восходит к дуалистическим учениям, принесенным во Фракию армянами.

Для понимания предыстории Новгородского кодекса чрезвычайно важно упоминание Суздаля. Независимо от того, тождествен ли суздальский поп Исаакий писцу кодекса, оно связывает изготовление кодекса с событиями, происходившими уже на Руси, - в частности, исключает версию, по которой кодекс был списан в Болгарии находившимся там восточнославянским книжником и просто привезен на Русь.

Вопрос о том, каким образом кодекс, связанный с Суздалем, оказался в Новгороде, пока остается открытым - равно как и вопрос о том, имелась ли какая-либо связь между Исаакием и суздальскими «волхвами», выступление которых в 1024 г. окончилось тем, что Ярослав сам пришел в Суздаль и изъимавъ волхвы расточи а другим показни (Лаврентьевская летопись, с исправлением по Ипатьевской [ПСРЛI: стлб. 147; II: стлб. 135).

Таково нынешнее состояние работ в «библиотеке» Новгородского кодекса, точный объем которой еще далеко не выявлен.

Приношу искреннюю благодарность М. Н. Толстой, И. Валлотон и М. Бобрик за постоянную помощь в работе над этим удивительным памятником.

Литература

Ангелов 1961 - Ангелов Д. Богомилството в България. 2-е изд. София, 1961.

Высоцкий 1966 - Высоцкий С. А. Древнерусские надписи Софии Киевской (XI - XIV вв.).

Киев, 1966. Высоцкий 1976 - Высоцкий С. А. Средневековые надписи Софии Киевской (по материалам граффити XI - XVII вв.). Киев, 1976.

Зализняк 1999 - Зализняк А. А. О древнейших кириллических абецедариях// Поэтика. История литературы. Лингвистика: Сб. к 70-летию Вячеслава Всеволодовича Иванова. М., 1999. С. 543-576.

Зализняк, Янин 2001 - Зализняк А. А., Янин В. Л. Новгородский кодекс первой четверти XI в. - древнейшая книга Руси // Вопросы языкознания. 2001. № 5. С. 3-25.

Зализняк 2002 - Зализняк А. А. Тетралогия «От язычества к Христу» из Новгородского кодекса XI века // Русский язык в научном освещении. М., 2002. № 4.

Зализняк (в печати)- Зализняк А. А. Азъ архапгЬлъ Гавриилъ пишь& молитва// Festschrift Lehfeldt (в печати).

Иванов 1925 - Иванов Йор. Богомилски книги и легенди. София, 1925. НГБ III - Арциховский А. В., Борковский В. И. Новгородские грамоты на бересте (из

раскопок 1953 1954 гг.). М., 1958.

Оболенский 1948- Obolensky D. TheBogomils: A Study in Balkan Neomanichaeism. Cambridge, 1948.

ПСРЛ - Полное собрание русских летописей.

Bogumili - Bogumili //Enciklopedija Jugoslavije. Zagreb, 1955. 1. S. 640-645. DeMichelis 1993 - MichelisDe C. La valdesia di Novgorod. «Giudaizzanti» e prima riforma. Torino, 1993.